"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

тоской подумал я и, щелкнув шпорами, весело вытянул первый с края билет,
как сейчас помню, № 13 - самый, что ни на есть поганый и мистический
номер! С выдержкой сделал я отчетливейший поворот направо - ать, два! -
браво подошел к доске, снова колышком повернулся - ать, два... - лицом к
комиссии, глубоко вобрал в легкие воздух и, зажмурившись, глянул на
билет... В первую минуту я еще не понимал, что спасен. Понял я это вдруг.
Мне достался шрапнельный снаряд, дистанционная трубка и деривация снарядов
- это я знал. Рыжему я отвечал весело и браво. Задачи по обстрелу площадей
решил правильно. Лишь немного замялся, когда рыжий помимо билета начал
гонять меня по всему курсу, задавал каверзные вопросы. И вот, наконец,
рыжий сухо пробурчал: "ступайте!".
Ф-ф-у-у!!!... Какой это был вздох облегчения и какими веселыми ногами
выкатился я из класса! 10 баллов - такова была моя отметка, - больше, чем
нужно для "гвардейского балла".
Чувство большой гордости охватило меня. Я был не хуже других. Больше того
- я оказался лучше многих. Как хорош был Божий мир в ту минуту!
Провалившиеся смотрели на меня завистливыми глазами, и я почувствовал, что
начинаю "выходить в люди".
В следующие два дня обе группы резались по тактике. На этом экзамене
окончательно провалились почти все те самые вольноперы, которые срезались
по артиллерии, плюс еще несколько человек. Это был не экзамен, а настоящий
разгром. Мы решали на картах-двухверстках тактические задачи применительно
к действиям кавалерийской дивизии и конной батареи, писали диспозиции и
потом отвечали по всему курсу. Экзамен длился несколько часов, а
экзаменовали офицеры Генерального штаба. По тактике я получил лишь 8
баллов, но и этой отметкой был счастлив - немногие ответили лучше, а
провалившихся оказалась тьма.
После этих двух труднейших экзаменов в обеих наших группах осталось не
более 30 человек. Басевические ученики прошли лучше всех. Сам Басевич,
досконально разнюхавший, чем пахнет в училище, подбадривал нас и утешал
уверениями, что теперь, после тактики, нас резать больше не будут. Он
оказался прав, и, действительно, все остальные экзамены прошли для всех
сравнительно гладко.
Ободренный первым успехом, я уверовал в себя и отдался экзаменам со всей
страстностью. Жил только одной мыслью о них и завоевывал свое будущее
счастье ценою огромного напряжения нервов, мозгов и всех нравственных сил.
Мысль о невесте вдохновляла. Скверный ученик и лодырь, каким я всегда был
в средней школе, теперь я неожиданно для себя вдруг приобрел среди
товарищей репутацию способнейшего человека. Люди с высшим университетским
образованием отвечали хуже меня, и многие из них завидовали мне.
Самодовольству и гордости моей не было конца.
Я верно понял дух училища и уделил большое внимание чисто внешней манере,
как держать себя перед экзаменаторами, стараясь понравиться им
отчетливостью ответов, бравой, веселой выправкой и тактичным
очковтирательством, которое у меня удавалось замечательно. Правда, на
одном очковтирательстве без знания предмета далеко не уедешь, тем не менее
именно эта моя способность втирать очки, или, как теперь принято говорить,
- арапствовать - способствовала моему успеху. Были вольноперы, которые
знали предметы лучше меня, а получали на экзамене более низкую отметку
только потому, что не умели подпустить пыли в глаза, а если и пытались