"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

чеканящий голос, я сразу уверовал в этого человека и и понял, что с таким,
как он, на экзаменах не пропадешь. Чувствовалось, что этот подготовит, и
подготовит как следует. Вольноперы слушали его с необыкновенным вниманием,
так и впиваясь в него глазами.
С этого дня началась наша новая страда, поглощавшая у нас все утро, весь
день, весь вечер и даже часть ночи, словом, все наши силы. Так зубрить и
заниматься науками, как мы это делали в то время у Басевича, я еще никогда
в жизни - ни до, ни после - не занимался, да и не представлял себе, что
это вообще возможно.
Басевич был идеальный учитель, талантливейший педагог, какого я когда-либо
встречал. Со своими учениками он делал просто чудеса, умея держать их в
напряженнейшем внимании в течение нескольких часов подряд. Умел увлечь
учеников - и что курьезно - увлечь не науками, а дерзостной идеей
совершить невозможное - то есть пройти за 2-3 дня целый курс какой-либо
науки. Получалось что-то вроде нового интересного спорта-зубрежки.
Педагогические приемы Басевича были разнообразны и весьма оригинальны.
Первые дни он посвятил артиллерии - науке, изобилующей скучной и сухой
теорией. Наиболее трудно усваиваемые места Басевич излагал всегда кратко и
ясно, и кое-где вставлял такое неожиданное и похабное словцо, что вся
комната при этом так и вздрагивала от взрыва раскатистого смеха учеников.
Такое меткое и вовремя подпущенное удивительное словечко невольно навсегда
врезывалось в память, заставляя по ассоциации запомнить и понять всю
фразу, имевшую особо важное значение. Наиболее скучные и сухие истины
Басевич преподносил так весело и остроумно, что они воспринимались нами
совсем легко. Самое трудное и как будто непонятное сразу становилось
ясным, благодаря удачному сравнению и уже, конечно, запоминалось.
Огромные деньги, которые брал Басевич со своих учеников, он брал не зря,
ибо отдавал за эти деньги всего себя; манкировал на службе и к концу учебы
сильно терял в весе, выглядел осунувшимся, как после тяжелой болезни,
совершенно утрачивал голос, переходя на сиповатый шепот. - Ведь ему
приходилось болтать языком и напрягать голосовые связки с утра и до
поздней ночи, так как иной раз мы засиживались у него далеко за полночь -
часов до трех.
С Басевичем у вольноперов с первых же дней установились удивительные
отношения. Я не представлял себе, что нижние чины, каковыми мы были, могли
держать себя так фамильярно с офицером. Звали мы его не "ваше
высокоблагородие", а попросту - Виктор Иванович, и в его присутствии никто
не стеснялся расстегнуть мундир, развалиться на диване и закурить
папиросу. Большинство учеников смотрело на Басевича прежде всего как на
ловкого человека. Ученики Басевича, хотя и любили его за остроумие, но не
слишком уважали, ибо, во-первых, Басевич был ими куплен за деньги, и
притом деньги не малые, что как будто давало им право на пренебрежительное
отношение к "нанятому человеку". С другой стороны, и сам Басевич позволял
себе иной раз такие выходки, которые не могли вызвать к нему чувство
почтительности.
Помню, например, во время занятий, он вдруг поворачивал от нас доску и
писал на ней что-то мелом, чего мы не могли видеть, а затем внезапно
ставил доску лицом к нам и мы читали: "Прошу заплатить мне завтра деньги.
Относится к тем, кто мне еще ни черта не платил!!!"
Тут Басевич изображал конфузящуюся девушку, театральным жестом закрывался