"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

вчетвером в первый раз пришли к нему туда, мы застали занятия уже на
полном ходу, так как из-за проволочки с нашим неудачным смотром мы на
несколько дней опоздали к их началу.
Первый день наших занятий особенно врезался мне в память. Когда мы
позвонили у парадного Басевича, его денщик - типичнейший павловец -
курносый, рыжий и в веснушках (ибо Павловский полк по старинной традиции и
как бы в подражание наружности императора Павла комплектовался именно
таким типом людей) пошел докладывать о нас своему барину. Тут мы услышали
за дверью следующий диалог:
- Ваш высокобродь, еще четверо ребят к вам пришли. Как прикажете: пущать,
или нет?
- Пошел ты к чо-о-орту!.. - раздался в ответ чей-то плачущий и охрипший
голос. - Не мешай!.. Итак, господа, Санроберто, тальянский антилерист,
установил закон вер-ти-кальных по-ни-же-ний снарядов... Запомните!.. Да,
господа, есть на свете такие генералы, которым никогда не надоедает
философствовать!.. - за дверью послышался хохот нескольких голосов.
- Итак, стало быть этот самый закон... - Но тут снова раздался голос
денщика:
- Ваш высокобродь, так как же тем ребятам сказать?.. Все-таки пущать их,
или, как прикажете?..
- Фу ты, Господи!.. А, черт, тащи еще и этих сюда! Это, должно быть,
кирасиры. Добивай, Василий, доканчивай своего капитана!.. Тащи сюда хоть
целый полк!..
Оставив свои шинели, каски и палаши в маленькой передней, где вешалка и
без того буквально ломилась от кучи вольноперских шинелей всевозможных
полков, мы прошли за рыжим денщиком, который открыл перед нами дверь в
кабинет Басевича.
Странную картину представляла собой эта небольшая комната. В густых
облаках папиросного дыма на диване, на стульях, на подоконниках сидели в
расстегнутых мундирах и непринужденно развалясь с папиросами в зубах
человек 15 молодых людей в самых разнообразных кавалерийских формах -
пестрых и ярких. Тут были гвардейские гусары в белых ментиках, расшитых
желтыми шнурами, и в сапогах с золотыми кокардами; синие казаки-атаманцы,
лейб-драгуны с элегантными этишкетами на плечах, кавалергарды, улан и,
наконец, армейский черниговский гусар с пьяным лицом забулдыги в красных
"креповых" рейтузах и зеленом доломане. В углу комнаты у большой черной
аспидной доски, исписанной формулами, стоял выпачканный мелом маленький и
коренастый пехотный офицер с черными, как смоль, курчавыми, спутанными
волосами и такими же черными усиками. Вид у него был истерзанный. Лицо его
было потно и красно. Китель расстегнут. И по выражению его лица, и по
позам удобно развалившихся вольноперов, наконец, по тем грудам
неприбранных окурков, которые уже не вмещались в пепельницы - было ясно,
что вся эта пестрая компания находится тут уже много и много часов подряд:
При нашем появлении в дверях потный Басевич лишь предостерегающе погрозил
нам кулаком, давая этим жестом красноречивый намек, чтобы мы замерли на
месте и не мешали ему докончить его объяснения. Басевич говорил не
торопясь, чуточку нараспев, растягивая некоторые фразы и отчеканивая
отдельные слова. Говорил кратко, но так ясно, выразительно, значительно и,
главное, просто, что каждое его слово, как бы вгрызалось в мозг слушателя.
Глядя на его оживленное и разгоряченное лицо и слушая его осипший, но