"Евгений Трубецкой. Три очерка о русской иконе" - читать интересную книгу автора

что он весь горит многоцветными огнями. А когда эти огни мерцают издали
среди необозримых снежнных полей, они манят к себе как дальнее
понтустороннее видение града Божьего. Всякие попытки объяснить луковичную
форму нанших церковных куполов какими-либо утилинтарными целями (например,
необходимоснтью заострять вершину храма, чтобы на ней не залеживался снег и
не задерживалась вланга) не объясняют в ней самого главного --
религиозно-эстетического значения луковинцы в нашей церковной архитектуре.
Ведь существует множество других способов достигнуть того же практического
результата, в том числе завершение храма острием, в готическом стиле. Почему
же изо всех этих возможных способов в древнерусской релингиозной архитектуре
было избрано именно завершение в виде луковицы? Это объяснянется, конечно,
тем, что оно производило ненкоторое эстетическое впечатление,
соответнствовавшее определенному религиозному настроению. Сущность этого
религиозно-эстетического переживания прекрасно пенредается народным
выражением - "жаром горят" - в применении к церковным главам. Объяснение
же луковицы "восточным влинянием", какова бы ни была степень его
правндоподобности, очевидно, не исключает того, которое здесь дано, так как
тот же религиознно-эстетический мотив мог повлиять и на архитектуру
восточную.
В связи со сказанным здесь о луковичных вершинах русских храмов
необходимо уканзать, что во внутренней и в наружной архинтектуре
древнерусских церквей эти вершинны выражают различные стороны одной и той же
религиозной идеи; и в этом объединнении различных моментов религиозной жизни
заключается весьма интересная чернта нашей церковной архитектуры. Внутри
древнерусского храма луковичные главы сохраняют традиционное значение
всякого купола, то есть изображают собой неподнвижный свод небесный; как же
с этим совменщается тот вид движущегося кверху пламенни, который они имеют
снаружи?
Нетрудно убедиться, что в данном случае мы имеем противоречие только
кажущееся. Внутренняя архитектура церкви выражает собою идеал
мирообъемлющего храма, в контором обитает Сам Бог и за пределами котонрого
ничего нет; естественно, что тут купол должен выражать собою крайний и
высший предел вселенной, ту небесную сферу, ее занвершающую, где царствует
Сам Бог Саваоф.²* Иное дело - снаружи: там над храмом есть иной,
подлинный небесный свод, который напоминает, что высшее еще не достигнуто
земным храмом; для достижения его нужен новый подъем, новое горение, и вот
почему снаружи тот же купол принимает подвижную форму заостряющегося кверху
пламени.
Нужно ли доказывать, что между наружнным и внутренним существует полное
соответствие; именно через это видимое снарунжи горение небо сходит на
землю, проводитнся внутрь храма и становится здесь тем его завершением, где
все земное покрывается рукою Всевышнего, благословляющей из темно-синего
свода. И эта рука, побеждаюнщая мирскую рознь, все приводящая к единнству
соборного целого, держит в себе судьнбы людские.
Мысль эта нашла в себе замечательное образное выражение в древнем
новгородснком храме Святой Софии (XI век). Там не удались многократные
попытки живописцев изобразить благословляющую десницу Спанса в главном
куполе: вопреки их стараниям получилась рука, зажатая в кулак; по преданнию,
работы в конце концов были остановнлены голосом с неба, который запретил
иснправлять изображение и возвестил, что в руке Спасителя зажат сам град