"Александр Трофимов. Офф-лайн, адажио " - читать интересную книгу автора

отправляется в зрительные центры мозга.
Няня обнялась на прощанье со своей "пигалицей", а потом; ни с того ни с
сего, подскочила к Рю и покрыла слюнявыми поцелуями его щеки. Кивнув на
Нику, она пробасила:
- Не забывайте плодиться и размножаться, как завещано. А то нам,
несчастным наставникам, уже негде селиться.
Расхохотавшись на пару, учителя растворились в воздухе, оставив
несчастного Рю краснеть и брезгливо оттирать щеки от несуществующих слюней.
Ощущения от прикосновения напомаженных пухлых губ симулировались и исправно
передавались в мозг. Рю казалось, что к его лицу прикасались щупальца
дохлого кракена или замороженные слизняки. Флибэти ухмылялся, глядя, как его
друг старательно трет физиономию рукавом и морщится.
Ника смотрела вслед растворившимся в стене наставникам и постукивала по
клавиатуре своей чашки, отчего кофе вспенивался, закручиваясь водоворотом, и
исходил облаками густого пара.
- И вот, мы одни... Покинуты и обездолены... И красный соловей поет над
нами... Ура!
Из макушки Ники вырвались разноцветные змейки фейерверков и тот самый
красный соловей. Петь он не стал, заложил крутой вираж, влетел в стену и,
расплющившись, превратился в собственную фотографию, которая тут же обросла
деревянной рамкой.
Рю едва заметно улыбнулся - Ника никогда не пользовалась в мета-речи
готовыми образами из библиотек, рисовала все тут же, при вас и для вас. Рю
мог назвать все особенности ее личного акцента: много красного, фоном - все
оттенки синего, и обязательно где-то мелькнет умышленным диссонансом
крохотное изумрудное пятнышко. Реконструктор улыбнулся именно потому, что
заметил в хвосте соловья одинокое зеленое перышко. Ника обычно
сосредотачивалась на ощущениях плеч, ступней и ладоней, тогда как все
выдавали только перцепции кончиков пальцев. В ее фразах никогда не было
жарко, только легкая живительная прохлада. Еще у нее всегда пахло ягодами, а
где-то на фоне едва различимо перезванивались бубенцы. Каждый раз,
оказываясь рядом с Никой, Рю неосознанно начинал прислушиваться. Иногда она
прятала звон поглубже - бубенцы могли обнаружиться в воспоминаниях только
что нарисованной коровы или в книге с фотографиями музыкальных шкатулок -
стоило вынуть их из картинки, как шкатулки начинали играть. Сейчас Рю
обнаружил звон в звуках ее голоса - каждая фраза была завернута в
прозрачную, едва различимую обертку озорных бубенцов.
Ее мета-речь засасывала в себя, скрывая от внешнего мира. Вилась
тропинка прагматики, тут и там взвивались вверх спиральные лесенки
ассоциаций. Разноцветными капиллярами серпантина стягивали небо и землю
внутренние аллюзии, шумел в деревьях-интенциях переменчивый ветерок
настроения. Редкие вербальные островки связывались навесными мостами
метафор, и везде - внизу и вверху - колыхался океан увиденных Никой снов.
Пытаясь понять эту девушку, Рю разгонял сознание до предела, разделял
на отдельные потоки и смотрел ее сны, перебирал как четки ее эмоции, мысли,
воспоминания, пока не осознал, что все равно никогда не сможет увидеть ее
всю. Это оказалось чертовски огромным - человек. Бесконечным.
Она не любила уходить в офф-лайн. Необходимость изъясняться одними
словами она принимала с неодобрением, словно видела в этом некий позорный
для человечества анахронизм, вроде поедания сырого мяса или добыванйяогня