"Фредерик Тристан. Мастерская несбывшихся грез" - читать интересную книгу автора

зверей играет на дудке, встряхивая головой, увешанной колокольчиками. А то
вдруг показывался, величественно восседая на чем-то вроде щита,
поддерживаемого диаконами в стихарях, которые бежали, как сумасшедшие, вопя,
чтобы их пропустили, грозный прелат с благословляющей десницей, в алой
шляпе, украшенной золотыми помпонами.
В самой гуще этой беготни, в квартале Сан Самуэле был вход в мастерскую
Ринверси. Поднявшись по лестнице, которая вела на балкон, и свернув в
коридор, посетитель все дальше удалялся от уличного шума, пока не оказывался
в довольно большом зале с высоким потолком, освещенном двумя огромными
окнами, где царила полная тишина и где около дюжины молодых людей рисовали,
стоя в молчании перед своими мольбертами. Руководитель этих занятий, легко
узнаваемый по своему зрелому возрасту и тросточке в руках, переходил от ряда
к ряду, наблюдая за тем, как продвигается работа. Иногда он брал из рук того
или другого ученика кисть и подправлял какую-нибудь деталь на картине, делая
замечание, которое последний выслушивал с почтительным вниманием. В этой
мастерской рисовали мадонн согласно модели, подробно описанной в специальном
нотариально заверенном письменном распоряжении заказчика.
По другой лестнице, более узкой, чем предыдущая, поднимались этажом
выше, где два или три художника с подтвержденным статусом занимались
копированием или окончательной отделкой более оригинальных произведений:
положения во гроб Христа, вознесения или преображения Господа и других
евангельских сюжетов, предназначенных для какого-нибудь влиятельного
братства. Когда я впервые сюда пришел, я был поражен монастырским
спокойствием, царившим в этих светлых помещениях, таких непохожих на логово
мастера Ватгейма, но в то же время и не нашел здесь колдовского очарования,
которое рождалось из сумеречной тайны подвалов, где скрипели печатные
прессы. Так вот, именно здесь, на еще более высоком этаже, где была рабочая
комната хозяина мастерской, вскоре должна была состояться мимолетная
встреча, которая стала решающей в моей жизни.
Герр Фуш разговаривал по-итальянски с акцентом ганзейских территорий,
откуда он был родом. Но в границах Венецианской республики на эту
шероховатость никто не обращал внимания. Все болтали здесь как кому
вздумается, на всех мыслимых и немыслимых языках, и каким-то чудом понимали
друг друга. Мой учитель - ему тогда было, полагаю, лет тридцать - имел
нахальство беззастенчиво обращаться к самым различным людям, будучи
убежденным, что одна рекомендация Майеров откроет перед ним если уж не все
сердца, то наверняка все двери. Но в действительности, я думаю, венецианцы
не доверяли "мессеру Альберту". Они слишком любили свободу, чтобы нюхом не
почувствовать те ловушки, какие мог им устроить способный банкир. Как
говорится: "Не пользуйся деньгами еврея, иначе еврей попользуется тобой". А
в глазах венецианца, все люди с деньгами были в какой-то степени евреями -
особенно если они принадлежали к протестантскому вероисповеданию. Словом,
герр Фуш весьма самонадеянно углубился в самые дебри венецианского
лабиринта, что свидетельствовало о его оптимизме и, вне всякого сомнения, о
его наивности.
Именно таким образом мы попали и в мастерскую метра Ринверси. Снаружи
налетал сильный ветер, и шел дождь. Внутри были вынуждены зажечь свечи - так
низко нависало над землей темное небо. Тяжелые черные тучи наплывали со
стороны материка и летели над крышами домов, похожие на разъяренных
драконов. Поэтому художники в тот день не работали кистями, но некоторые из