"Юрий Трифонов. Вера и Зойка" - читать интересную книгу автора

крепкие, они еще сто лет простоят. - И Вера вновь еще пуще захохотала, как
взорвалась, она прямо-таки стреляла хохотом и в промежутках вскрикивала
тоненьким голосом: "Ой, не могу... Ой, верно, еще сто лет простоят!" Кроме
нее никто не смеялся. Зойка сердито ворчала, потом попросила у шофера
папироску и закурила. Вера понемногу успокоилась, повторяя хриплым
шепотом, в изнеможении: "Ой, не могу..." - и вытирая ладонью наслезившиеся
глаза.
Выехали к Трехгорке, на набережную, через большой мост - на Ленинский
проспект, вскоре с обеих сторон появились деревянные домики, за ними
громоздились кирпичные стены новостроек, подъемные краны, потом
новостройки исчезли, остались одни домики, а потом и домики исчезли и
остались поля, холмистые, нежно-зеленые под вечереющим солнцем.
Лидия Александровна опустила стекло, машина наполнилась густым,
ошеломительно свежим полевым воздухом, и все почему-то примолкли, дышали
этим воздухом, а Мишка стал дремать.
Как всегда, когда наступало молчание или когда Вера оставалась одна и
болтать было не с кем, приходили мысли о неприятном. Опять вспомнилось
шестирублевое одеяло. Придется заплатить, дьявол с ними, она не
крохоборка, но теперь уж будет за ними следить: чуть где промашку дадут,
она их сразу прищемит. Если они так, тогда и она так. Теперь она им,
паразиткам, спуску не даст. А деньги возьмите, подавитесь, кинет в рожу
Раисе Васильевне, вы от моих шести рублей не разбогатеете, а я не обедняю.
Хорошо Лида Александровна подвернулась, по десятке если заплатит - как раз
отдать, кинуть в рожу. И еще четыре рубля останется, Николая встретить.
Вера стала думать о Николае, и от этих мыслей сделалось жарко, радостно
и в то же время томила тревога. Чем дольше она думала, тем больше томила
тревога. Зачем он, черт проклятый, объявляется? Зачем душу мутит? Пятый
месяц уже Вера гуляла с Сережкой, хорошим человеком, татарином, слесарем
из института: он и зарабатывает прилично, и пьет мало, вообще очень
хороший человек, только болезненный, сердцем болеет. И стала Вера забывать
Николая и мечтать о том, как они с Сережкой поженятся. Сережка-то больше
ей подходит, по годам ровня, тоже тридцать шесть, а Николай на три года
моложе, все корил ее: ты, мол, для меня старая. Старая-старая, а четыре
года гуляли и на молоденьких не смотрел. Для чего ж он, проклятый,
объявился? Может, новая жена не по вкусу, к старой потянуло? Ох,
Коля-Николай, такой лафы уж тебе не будет...
И много еще о чем думала Вера: и о том, как сынишку Юрку сдала в
интернат, Николай потребовал, как было горько вначале, а потом привыкла, и
о том, как болела после аборта, лежала в больнице, ко всем женщинам
приходили мужики, несли гостинцы, передавали письма, а ей ни гостинцев, ни
писем две недели, одна такая дура была на всю палату, женщины ее жалели,
но она виду не показывала и только ночью ревела, а на четырнадцатый день
вдруг явился, стучит в окно со двора, сияет во всю рожу, с букетом, -
говорил, что в какую-то командировку угнали, в дальнюю, а может, так и
было, - и много еще разных разностей, обид, счастливых дней, разговоров,
ласк вспоминала Вера и не заметила, как машина свернула с шоссе на
проселок, пошли дачи, березки, заборы, проехали деревянный мост через
речку, поднялись на гору, свернули направо - Лидия Александровна
командовала, - потом еще направо и остановились возле калитки в ветхом,
кое-где покосившемся заборчике.