"Уильям Тревор. Мистер МакНамара" - читать интересную книгу автора

влияние, но потом времена изменились. Оставался небольшой доход от продажи
зерна и муки, дом, в котором мы жили, но не было больше авторитета. "Эй,
вы, кишки зеленые!" - дразнили нас в Карнсбридже дети католиков. "Валите
на свою мессу", - огрызались мы, - "К черту в жопу". Мы друг друга стоили.
Вражда не всегда была столь непреодолима, она становилась то слабее, то
сильнее, и доказательством того, что все может быть иначе, служило
обстоятельство, что столь почитаемый в нашем доме мистер МакНамара тоже
был католиком. "Терпимый либеральный человек", - говорил отец, - "Ни капли
фанатизма". Когда-нибудь, говорил отец, религиозные различия в Ирландии
исчезнут. Война положит им конец, пусть Ирландия пока и не воюет. А когда
война закончится, неважно, будет ли Ирландия воевать, религиозные распри
исчезнут точно. С этим заключением мистер МакНамара, кажется, тоже
соглашался.
Так прошло все мое детство: сестры - Шарлотта, Амелия и Фрэнсис;
родители - такие предупредительные и дружные; Фланнаган в саду; служанка
Бриджит и, словно добрый дядюшка, дух мистера МакНамары. Еще была мисс
Шейл, приезжавшая каждое утро на велосипеде, чтобы учить нас четверых
грамоте, потому что порядки в Карансбриджской школе родителями не
одобрялись.
Дом наш, если смотреть прямо на фасад, представлял собой георгианский
прямоугольник; по кирпичам задней стены, к которой примыкала кухня, и за
которой начинался сад, вился плющ, перед входом была гравиевая площадка, и
от нее в поле уходила дорога, терявшаяся через полторы мили там, где
паслись овцы. У сестер была своя жизнь, которой я не интересовался.
Шарлотта родилась на пять лет позже меня, Амелии исполнилось шесть лет,
Фрэнсис - пять.
- Он в прекрасной форме, - докладывал отец утром моего тринадцатого дня
рождения. - Наслушаешься целый день всякого вздора, потом так приятно
выпить кружку лимонада с разумным человеком.
Фрэнсис прыснула. Она всегда принималась хихикать, когда отец называл
виски кружкой лимонада, да и вообще была смешлива. Подарки мои были
сложены на буфете и дожид ались, когда отец закончит завтрак и рассказ.
Приоритет, естественно, был у отца: кроме всего прочего он не был дома три
дня, он замерз, устал в поезде, и, как всегда, когда речь заходила о
дублинских делах, был чем-то недоволен. На этот раз, однако, я знал, что
между делами и отелем Флеминг, где он встречался с мистером МакНамарой,
отец купил мне подарок от себя и от матери.
Двадцать минут назад он вошел в столовую, держа в руках какой-то пакет.
"С днем рождения, сынок", - сказал отец и положил его на буфет, где уже
ждали подарки сестер. Это была традиция - или правило, заведенное отцом:
подарки ко дню рождения или к рождеству открывались только после того, как
завтрак закончен и все доедено до последнего кусочка.
- Это слова МакНамары, - продолжал отец. - Ирландия овита плющом. Это о
нашем нейтралитете.
Отец считал, а мать не разделяла этого мнения, что Ирландия должна
уступить требованиями Уинстона Черчилля и впустить в ирландские порты
английских солдат, иначе их займут немцы. Гитлер прислал де Валера
телеграмму, в которой извинялся за случайную бомбежку маслобойни, что само
по себе выглядело подозрительно.
Мистер МакНамара, который также считал, что де Валера должен