"Джефри Триз. Холмы Варны (детск.)" - читать интересную книгу автора

опоясывавшей комнату на половине ее высоты. Однако сейчас эта галерея была
погружена в полумрак. В комнате были зажжены только две массивные серебряные
лампы, стоявшие на столе в дальнем ее конце. Там сидел невысокий щуплый
человек, который в этом огромном зале казался еще более щуплым и маленьким.
Алана подвели почти к самому столу, заваленному старыми пергаментами.
- Не снять ли нам маски? - изысканно вежливым тоном спросил человек
за столом. - Ведь по сравнению со мной ты находишься в более выгодном
положении, мессер Дрейтон.
Провожатые Алана сняли маски, и он последовал их примеру. Человек за
столом устремил на его лицо пытливый взгляд. Алан, в свою очередь,
внимательно его рассматривал. Перед ним сидел сгорбленный старик с
прекрасным лбом мыслителя, почти лысый, если не считать серебристого пушка
над ушами. В холодных беспощадных глазах чувствовалась та же твердая
решимость, что и в квадратной нижней челюсти, очертаний которой не смягчил
даже клинышек бороды. На нем был строгий, но очень дорогой костюм из
коричневого бархата, а на груди, на золотой цепи, висел усеянный
драгоценными камнями медальон. Он то и дело касался его длинными белыми
пальцами, которые на фоне темного бархата казались холодными серебристыми
рыбками. Они были унизаны перстнями - на некоторых сверкало даже по три
драгоценных камня.
Первым прервал молчание Алан.
- Это ты находишься в более выгодном положении по сравнению со мной,
синьор, - сказал он резко. - Ведь тебе известно мое имя, а мне твое -
нет. И я не знаю, почему меня насильно привели сюда, хотя тебе, вероятно,
известно и это.
- О да... Чезаре, предложи нашему юному гостю стул. Бернардо, ты нам
пока не нужен.
- Как угодно его светлости. - И, поклонившись, тот, кого назвали
Бернардо, ушел.
Алан повернулся, чтобы взять стул у второго своего похитителя, и тут
впервые увидел его лицо. Оно показалось ему страшным, хотя Чезаре был молод
и очень красив нежной, почти девичьей красотой. Но в нем не чувствовалось
девичьей кротости, а глаза его были жестокими, как глаза кошки.
- Что касается моего имени, - сказал человек за столом все тем же
вкрадчивым тоном, - то мы пока не будем его называть, но я могу тебя
заверить, что это славное имя. Кроме того, я очень богат. Конечно,
упоминание об этом скорее пристало бы простолюдину, но оно оправдывается
обстоятельствами. Я хотел бы предложить тебе выгодную сделку, и лучше, чтобы
ты с самого начала знал, что я могу и готов щедро заплатить тебе.
Алан слегка поклонился.
- Я не сомневаюсь, что вижу перед собой знатного вельможу, хотя мне и
не дозволено узнать твое имя.
Он уже догадался, что его собеседник был герцогом - об этом
свидетельствовали и золоченый герб на спинке кресла, и то, что слуга назвал
его "светлостью". Но раз он скрыл свое имя, Алан не собирался оказывать ему
почтение, на которое давал право этот титул.
- Однако, - продолжал он, - я всего лишь бедный английский студент,
и у меня нет ничего ценного.
- Ты ошибаешься, юноша. У тебя есть рукопись греческого комедиографа
Алексида.