"Дорин Тови. Кошки в мае ("Кошки в Доме" #2)" - читать интересную книгу автора

злорадно их созерцал. В те дни гостям, приглашенным к нам на чай,
требовались крепкие желудки: на ковре совсем рядом лежал десяток мышей, а
возле гордо восседал кот наподобие художника, рисующего картины на тротуаре.
Но бабушка не позволяла отбирать их у него. Это может травмировать его
подсознание, утверждала она. Так он возвращает себе чувство собственного
достоинства, пострадавшее от мышиного укуса. А если кому-то это не нравится,
отвечала она на наши возражения, так их никто не просит смотреть.
Мы бы вскоре остались совсем без знакомых, если бы у бабушки, кроме
того, не было трех попугаев и Пикита, сенегалка, не укусила бы Макдональда
за лапу, которую он экспериментально засовывал к ней в клетку. Пикита всегда
кого-нибудь кусала. Такой дьявольской птицы я больше не встречала, а это
немалый комплимент, если учесть, сколько попугаев перебывало у бабушки, - и
все они кусались при малейшей возможности. Она была маленькой, с зеленой
спинкой, оранжевым брюшком, желтыми ногами и серой змеиной головкой. Глаза у
нее были серыми, как два камешка, но когда она злилась, глаза становились
ярко-желтыми и то вспыхивали, то угасали, точно маяк.
По этим вспышкам всегда можно было понять, что Пикита намерена
атаковать. К сожалению, как правило, предупреждение обычно запаздывало.
Нападала она чаще всего, когда ей сыпали корм. С обычной бабушкиной
непоследовательностью в то время, как остальные ее попугаи обитали в клетках
с кормушками, которые наполнялись снаружи, только в клетке Пикиты кормушка
была закреплена внутри. Кроме того - такая уж удачливая птичка она была! -
дверца ее клетки не открывалась наружу, а скользила вверх и вниз как
подъемная решетка рыцарского замка. Все члены семьи, кроме бабушки, рано или
поздно оказывались в западне - чертова дверца падала и защемляла им
запястье, пока они насыпали семена в кормушку, и Пикита, чьи глаза
вспыхивали и угасали как неоновые вывески, устремлялась вниз и впивалась им
в большой палец.
Бабушка была глуха к нашим жалобам на Пикиту, как и на макдональдовских
мышей. Раз бедняжка нас кусает, говорила она, значит, мы ее обидели - так
нам и надо! Пикита, заключала она категорическим тоном, каким всегда
отметала жалобы на своих пернатых и четвероногих любимцев, ни разу ее даже
не пыталась укусить. Как ни поразительно, это была святая правда: бабушка
могла проделывать с птицами все, что хотела, - как и с четвероногими. Едва
кто-нибудь из нас был укушен, еще пока мы, извиваясь от боли, сосали ранку,
бабушка в тревоге бежала успокоить Пикиту - и две секунды спустя жуткая
птица уже лежала, раскинув крылья, на спине, а бабушка щекотала ей пухлое
брюшко и повторяла, какие мы скверные, раз дразним ее.
Мыши Макдональда и укусы Пикиты тогда сильно осложняли нам жизнь, и
всем (кроме бабушки) почудилось, что свершилось Божественное правосудие,
когда два наших тяжких креста ликвидировали друг друга.
Как я упомянула, в один чудесный день Пикита тяпнула Макдональда, когда
он засунул лапу к ней в клетку, и Макдональд, памятуя рассуждения бабушки о
его подсознании и потребности восстановить попранную честь, замыслил хитрое
отмщение. До конца дня он сидел под креслом, зализывал лапу и свирепо
поглядывал на Пикиту. А ночью, когда мы все уснули, он промаршировал в
гостиную, сбросил ее клетку со столика - подъемная дверца, так часто в
прошлом обрекавшая нас на муки, в последний раз легко скользнула вверх по
желобкам, и Пиките пришел конец. Утром мы увидели перевернутую клетку,
семена, рассыпавшиеся по всему полу, и Пикиту - аккуратно положенную на