"Александр Торин. Мы - пионеры, дети рабочих" - читать интересную книгу автора

достал из футляра любимый мой шестизарядный револьвер, и пару раз щелкнул
барабаном. Потом я взглянул на себя в зеркало, устыдился, и, разрядив
револьвер, в отчаянии поехал в магазин за водкой и хлебом.
Самой плохой и, как ни удивительно, самой дешевой водкой, доступной на
территории штата Калифорния, являлась жидкость с ностальгичным названием
"Привет", стоимостью в три доллара девяносто девять центов. Выпускалась эта
отрава где-то на Урале.
Приехав домой, я тщательно размочил хлебную массу в водке, и, напоминая
самому себе сумасшедшего, разложил приманку вдоль забора, отгораживающего
мой садик от соседей.
-- Господи, -- поднял я голову к звездам, мерцавшим в ночном небе. --
Дай мне покоя на этой земле. И прости меня за безумие мое. Это -- не жертва
тебе, не пойми меня превратно, это -- акт отчаяния. Если можешь, освободи
меня от скаутов всех племен и народов. Если не можешь - пошли мне круглую
сумму в твердой валюте в компенсацию морального ущерба.
Произнеся эту незамысловатую молитву, адресованную в космическую
пустоту, я отправился спать под становящимися привычными звуки американских
и китайских гимнов и радостную перекличку.

Разбудил меня громкий металлический скрежет и треск кустов. Потом во
дворе что-то булькнуло, снова затрещало и с грохотом свалилось.
Сердце мое забилось. Не иначе как скауты, воодушевленные
военно-полевыми игрищами, совершили вылазку в тыл врага. Я накинул халат,
вооружился карманным фонариком, потянулся было к револьверу, но смутился, и
в целях самообороны прихватил на кухне сковородку с непригорающим дном. Имея
богатый опыт общения со скаутскими следопытами и будучи готовым к самому
худшему, я вышел в садик... Нет, скаутов нигде не было видно. Вместо них на
цементированной дорожке лежал самый что ни на есть вульгарный енот с
потешной мордой. Из глаз его катились слезы, мохнатый бок вздымался с
неправдоподобной частотой, пушистый хвост подрагивал, а лапы совершали
конвульсивные движения. Енот был вне всякого сомнения абсолютно пьян. Я
испугался, что зверюге пришел конец и брезгливо толкнул его носком ботинка.
-- У-угх. -- Зевнул енот, и, неожиданно, вполне по-человечески,
повернулся на бок, поджав под себя лапы. О-рх, -- вздохнул он, почесав левой
лапой мохнатый бок, и вдруг посмотрел на меня совершенно осмысленным
взглядом. -- У-угх, -- зверь в ужасе зажмурился, помотал головой, попытался
уползти в сторону, но обмяк и захрапел, приоткрыв пасть.
-- Убирайся, -- я схватил щетку с колючими пластиковыми усами и ткнул
ее еноту в морду. -- Брысь! Черт бы все побрал, -- В последний раз я видел
пьяное животное на картошке в Подмосковье, тогда однокурсники коварно
напоили ежа. Еж этот был слюнявым, слезливо-сентиментальным, и, насколько я
помню, представлял собой весьма жалкое зрелище. -- Ах, Патрик, Патрик...
Скунсы стаями пойдут, как же! -- Мне стало обидно, и, схватив садовый шланг,
я устроил еноту холодный душ.
-- У-угх, -- зверь посмотрел на меня вполне укоризненно, и, поднявшись
на лапы, нетвердо полез на забор, обламывая ветки на кустах и тем самым
производя жуткий треск.
-- Пшел вон! Пшел!
-- Ррр! -- Енот кровожадно оскалился, но, уворачиваясь от струи,
свалился с забора к соседям.