"Эдуард Тополь. Русская дива (fb2)" - читать интересную книгу автора (Тополь Эдуард)44Телефонный звонок оторвал полковника Барского от работы. Он удивленно снял трубку: кто мог звонить ему в полночь? Неужели опять какое-нибудь ЧП? Но ведь евреи все свои акции проводят днем, на публику? – Барский слушает. – Товарищ полковник, Зубовская площадь беспокоит, капитан Журавлева, – доложил женский голос. – Абонент Анна Сигал заказала срочный разговор с Бостоном, США. Соединять или блокировать? На Зубовской площади находится огромное глухо-бетонное здание Центрального телефонного узла министерства связи, и два этажа там занимает служба контроля коммуникаций Второго управления КГБ. Еще год назад эта служба получила заявку Барского блокировать все звонки из-за границы на телефон Анны Сигал и держать под контролем все ее звонки за границу. – Бостон? – изумился он и нахмурился: – А какой номер? – Номера нет. Заказ со справкой. Какого-то мистера Раппопорта Максима. Ваше решение? Анна заказала разговор с Раппопортом! И когда! Сейчас, накануне их решающей встречи! Но почему? Если она не знает номера телефона Раппопорта, значит, она действительно не поддерживала с ним отношений с прошлого июля. Так что же случилось? – Я смогу слушать их разговор отсюда? – Нет. Такой аппаратуры у нас еще нет. Или оформите пропуск и приезжайте сюда, или я вам подошлю запись их разговора. Барский прикинул: сидеть тут, не зная, о чем Анна будет говорить с Раппопортом, и пассивно ждать пленку с записью их разговора? Нет, это не для него. К тому же его присутствие на Зубовской действительно необходимо: если Анна заикнется о деле Рубинчика, он тут же прервет разговор. Он встал. – Ждите, – сказал он в трубку. – Я выезжаю. И тщательно, аккуратно, почти любовно перевязал тесемки второго и третьего томов оперативного дела Рубинчика, в которых были подшиты показания и фотографии жертв «любожида». Он гордился этими томами, он знал им цену! Из ста четырнадцати женщин, опрошенных им самим, Фаскиным, Зарцевым и другими сотрудниками его отдела во всех концах Советского Союза, пятьдесят две собственноручно подтвердили, что вступили с Рубинчиком в половую связь до своего восемнадцатилетия, и двадцать девять признали, что Рубинчик является отцом их детей. Динамитные показания, доставшиеся ему ценой четырехмесячного труда! Барский с удовольствием взвесил все три тома дела Рубинчика на руке и спрятал их в сейф – так опытный автор втайне гордится весом своей рукописи, так Пушкин, написав «Годунова», гордо воскликнул: «Ай да Пушкин! Ай да молодец!» Да, в этом деле были срывы и неудачи, но теперь – все! Подготовительный этап операции «Дева» завершен, три пухлых тома можно было еще вчера передать в прокуратуру для возбуждения уголовного дела, ареста Рубинчика и вызова в Москву свидетелей и потерпевших, но Барский отложил эту акцию на пару дней – до окончательного согласия Анны стать общественным обвинителем в этом сенсационном процессе. Так что же вдруг дернуло Анну звонить Раппопорту? Заперев сейф, Барский вышел из своего кабинета в смежную комнату. Здесь было накурено и тесно, за шестью старыми и громоздкими письменными столами и двумя телефонами девять сотрудников ночной смены трудились над пришедшими из ОВИРа папками еврейских эмигрантов: из-за резкого увеличения наплыва прошений о выездных визах отдел Барского уже не справлялся в дневное время с проверкой этого моря документов, а обращаться к начальству за расширением штата до завершения операции «Дева» Барский не хотел, он знал, что все равно ничего не получит даже от Андропова, да и не любят наверху такие просьбы. Но все изменится после операции! О, тогда ему все дадут – и новых сотрудников, и пару дополнительных комнат, и новые телефоны, и финскую мебель… – Алло! Алло! Владивосток! – кричал в телефонную трубку один из сотрудников. – Вы слышите? Губерману отказать! Нет, не Куперману, а Губерману – капитану сейнера! Алло! – и в сердцах швырнул трубку, поднял на Барского раздраженные и красные от дыма и усталости глаза: – Ну, невозможно работать, Олег Дмитриевич! Я их слышу, они меня – нет! Самая мощная разведка в мире, а техника, как у папуасов! – Ладно, потерпите еще месяц, – бросил Барский и по гулкому в ночной тишине пустому коридору прошел в другое крыло здания, спустился по лестнице в дежурную часть. Здесь он угостил дежурного по КГБ генерала сигаретой «Данхилл», оформил себе разовый пропуск в Службу контроля коммуникаций, и еще через несколько минут черная комитетская «Волга» уже несла его по пустой и сонной ночной Москве на Зубовскую площадь. Однако там, на третьем этаже Центрального телефонного узла, у больших, старых и чуть ли не довоенных широкопленочных магнитофонов, на которые сотрудники Службы контроля писали все зарубежные телефонные разговоры Москвы и Московской области (остальную территорию СССР покрывали Службы контроля местных телефонных узлов), тоже был, оказывается, разгар трудового «дня». Из-за разницы во времени между Москвой и Парижем, Лондоном и Вашингтоном и лучшей слышимостью в ночное время все западные корреспонденты именно в эти часы диктовали в редакции свои репортажи, а находящиеся в Москве бизнесмены звонили своим хозяевам, партнерам, женам и любовницам. Но каждый из них под видом срочного репортажа или невинного любовного разговора мог в любой момент передать на Запад шпионские сведения для ЦРУ, Моссада, британской, французской и прочих разведок вражеского лагеря. А потому огромные бобины магнитофонов, медленно вращаясь, записывали на магнитофонные дорожки своей цепкой памяти все, что уходило из СССР через открытый эфир, чтобы потом дешифровщики и аналитики КГБ смогли вылущить из них подозрительную информацию. «Американский делец Джей Кравфорд, представитель Международного зернового фонда, признан советским судом виновным в нелегальном обмене восьми с половиной тысяч долларов на двадцать тысяч рублей на московском «черном рынке». Прокурор потребовал пятилетнего тюремного заключения. Ожидается, что советские власти обменяют Кравфорда на двух русских служащих ООН, обвиненных в шпионаже…» «Московская милиция арестовала семь американских туристов, членов Международной лиги сопротивления войне, за попытку демонстрации на Красной площади в защиту разоружения…» «Кристина Онассис, вышедшая 15 августа замуж за русского, Сергея Каусова, прибыла с мужем в Москву…» «Условия пребывания американских бизнесменов в Москве, недружественные в обычное время, еще больше осложнились в связи с арестом Джея Кравфорда…» «Советские и восточногерманские космонавты причалили к космической станции «Союз-6»…» «Тамара Филатова заявила, что ее муж, Анатолий Филатов, приговоренный к смертной казни за шпионаж в пользу США, направил обращение президенту Картеру с просьбой вмешаться и спасти ему жизнь…» «Еврейские активисты сообщают о резком увеличении числа советских евреев, обращающихся за разрешением на эмиграцию в связи с растущим в СССР антисемитизмом. Отмечается, что за восемь месяцев этого года за выездной визой обратились сто тысяч евреев, в то время как за весь 1977 год – 78 тысяч, из которых только семнадцати тысячам разрешили уехать…» «Мерзавцы, – раздраженно подумал Барский, – откуда у них эти цифры? Ну, выехавших – понятно, их регистрируют в Вене, поскольку путь у всех эмигрантов один: Москва – Вена, поездом или самолетом. Но подавших на эмиграцию? Неужели кто-то в ОВИРе работает на евреев, как этот Анатолий Филатов работал на ЦРУ? Или в его собственном отделе сидит предатель?» Барский поежился от этих мыслей и услышал: – Полковник, Бостон дает Раппопорта. Соединяю вашу Сигал. Алло, Москва! Бостон на проводе, говорите! И тут же прозвучал голос Анны – иронично-веселый и грудной голос, от которого у Барского разом перехватило дыхание, подвело колени и жаром заломило все члены. – Алло! Это Раппопорт? Который с тремя «п»? – насмешливо сказала она. – Аня! – ахнул голос Раппопорта на том, американском, конце провода. – Ты где? – В Москве, дома! Где же еще? – Ты получила мои письма? – Ни одного! Но подожди. Я звоню по делу. У меня к тебе просьба. Это архиважно, как Ленин говорил. Ты слышишь? – Слышу. Я все выполню. Говори! – Найди Музыкальную энциклопедию, изданную в Москве три года назад. Я думаю, это не трудно: масса еврейских музыкантов уехали отсюда и все везут с собой книги… – Найду, найду! – заверил ее Раппопорт. – Что дальше? – Открой первый том на странице 14, а потом – на 42-й. И ты все поймешь. И если мы не увидимся через месяц, можешь делать с этой информацией все, что хочешь, хоть печатай в «Нью-Йорк таймс». Ты понял? – Ничего не понял. Но энциклопедию буду иметь через два часа. С этим тут нет проблем. Как ты живешь? Собираешься сюда? – Когда увидишь энциклопедию, поймешь. А не поймешь, позвони мне, не разоришься! – Аня, ты с ума сошла! Я тебе звоню каждую неделю! У тебя телефон… Барский выдернул штырь из гнезда телефонного коммутатора. – Алло! Алло! Максим! Алло!!! – послышался из усилителя голос Анны. – Не кричите, абонент! – сухо сказала в ларинг дежурная телефонистка. – Меня разъединили! Я говорила с Бостоном! – ответила Анна. – Я вас не разъединяла, это Америка. Связь потеряна. Положите трубку. Телефонистка выдернула из гнезда второй штырь и повернулась к Барскому: – Вам на узкую пленку переписать разговор? Или на широкую? Барский пожал плечами – ему было все равно, и вообще он думал о другом: где сейчас, в час ночи взять Музыкальную энциклопедию? В то время, как Филатову дали «вышку» за шпионаж, а Кравфорду пять лет за обмен всего лишь восьми с половиной тысяч долларов, Анна звонит Раппопорту, который вывез из СССР миллион долларов, и открытым текстом сообщает ему какие-то секретные сведения! И, как назло, все публичные библиотеки ночью закрыты и служебная библиотека КГБ – тоже. Конечно, самое простое – заехать в ближайшую, Бутырскую, тюрьму и заставить начальника караула открыть тюремную библиотеку. Но будет ли там Музыкальная энциклопедия? Через полчаса помощник дежурного по КГБ нехотя открыл Барскому служебную библиотеку комитета и со скептической миной ждал, отыщет ли Барский на полках первый том Музыкальной энциклопедии. Но Барский отыскал, это оказалось нетрудно, Музыкальная энциклопедия стояла вмеcте со всеми остальными энциклопедиями – Большой Советской, медицинской и прочими. Открыв первый том на странице 14-й, Барский тут же увидел между композиторами Балакиревым и Бахом фото своего отца, композитора Дмитрия Барского, и короткую – всего в несколько строк – статью о нем. Но что могла дать Раппопорту биография его отца и какое она имела отношение к композиторам Гайдну и Глинке, фотографии которых были на 42-й странице? Этого Барский не смог выяснить, хотя забрал, несмотря на протесты дежурного, первый том энциклопедии к себе в кабинет и просидел над 14-й и 42-й страницами почти полночи. А утром пленка с разговором Анны с Раппопортом уйдет к дешифровальщикам Первого Главного управления КГБ, и если они… Нет, даже думать об этом страшно. Он должен срочно выяснить у Анны, в чем тут дело. |
||
|