"Елена Топильская. Помни о смерти" - читать интересную книгу автора

более-менее приличный вид, учитывая, что половина из тех, кого хоронят, -
жертвы преступлений с разбитыми головами и развороченными внутренностями...
Много лет назад, когда в Уголовный кодекс включили статью о поборах с
граждан в сфере бытовых услуг, завморгом с каждого санитара получил
письменное обязательство: "Я, такой-то, обязуюсь не вымогать у граждан
деньги..."
А один из санитаров, как только объявили о введении уголовной
ответственности за вымогательство незаконного вознаграждения за бытовые
услуги, никаких расписок писать не стал, тут же пустился в бега, хотя никто
его и не искал...
Да чего там далеко ходить, я и сама Васю благодарила за оказанную мне
личную услугу. Позвонила моя дальняя родственница, вся в слезах - умер ее
начальник, тире - любовник; на похороны она не идет по понятным причинам:
жена, родные, неприлично. Но не попрощаться с любимым - об этом не может
быть и речи; а поскольку я из ее окружения - наиболее близкий к моргу и
смертям человек, она стала падать передо мной на колени: "Помоги!" Я не
стала беспокоить по этому поводу руководство морга, пошла на поклон к Васе,
Вася заверил, что все будет в наилучшем виде. Потом родственница рассыпалась
в благодарностях - ей вывезли в отдельный зал каталку с телом, оставили там
одну, она прощалась целый час. "Чем я должна отблагодарить?" - спрашивала
она. Я, естественно, ей сказала, что ничего она не должна, неудобно было - и
так у нее горе, но сама посчитала себя обязанной Васе. Отвезла ему бутылку
коньяку, Кульбин поломался немного, а коньяк взял...
Вася любезно подвез меня к самому дому, выяснил, где мои окна, спросил,
кто меня ждет, раз в окнах горит свет; мы тепло распрощались, и я побрела
вверх по лестнице, думая о том, как изменилась моя жизнь всего за полгода.
Летом я ушла от мужа и сразу стала испытывать жгучий недостаток времени и
денег. Теперь я не могла рассчитывать на маму, когда надо было задержаться
на работе, - мама не простила мне развода и осталась жить вместе с бывшим
зятем.
Какая ирония в этой маминой принципиальности, думала я, зная, что мой
отец был у мамы вторым мужем; еще маленькой девочкой я играла со старыми
фотографиями, среди которых была масса открыток с видами разных стран, со
всего света, они были адресованы моей бабушке и подписаны "Ваш любящий сын
Иван". Но никакого сына Ивана у бабушки не было, я это хорошо знала. Став
немного постарше, я из обрывков разговоров маминых подруг и выуженных от
бабушки сведений сложила историю о том, что мама вышла замуж, будучи
студенткой, за болгарина по имени Иван, работавшего у нас по договору, но в
одну из его отлучек за границу (а он ездил очень часто) бросила его ради
моего папочки. Жан Марэ, что тут скажешь, - у отца была такая кличка в
молодые годы. А венцом всему оказался найденный мной черновик письма Ивану,
в котором моя матушка на все лады, зачеркивая одни фразы и вписывая другие,
пыталась объяснить Ивану свой уход; и среди зачеркнутых была такая фраза:
"Прости, но я нашла лучше..." " Но нам всем, наверное, свойственно не
помнить про себя плохое и стыдное. Мне мама сказала, что я должна была
терпеть все, что угодно, ради ребенка, и долг матери - забыть про себя и
свои интересы, поскольку главное, чтобы ребенок был счастлив. Я поначалу
пыталась объяснить ей, что, на мой взгляд, ребёнок не может быть счастлив в
семье, где папа поколачивает маму и называет ее прилюдно нехорошими словами,
но убедить свою мать не смогла. Несколько месяцев прошло, прежде чем мы с