"Иозеф Томан, Мирослава Томанова. Сократ " - читать интересную книгу автора

русле художественного наследия таких чешских писателей конца XIX - начала XX
века, как Ярослав Врхлицкий, Юлиус Зейер, Йозеф Сватоплук Махар,
противопоставлявших великое прошлое и прекрасную природу юга серой
будничности современной им буржуазной Чехии.
Один из проницательнейших исследователей литературы М. М. Бахтин
отмечал: "Мы обычно стремимся объяснить писателя и его произведения именно
из его современности и ближайшего прошлого... Мы боимся отойти во времени
далеко от изучаемой эпохи. Между тем произведения уходят корнями в далекое
прошлое".[3]
Отголоски древней фольклорной стихии звучали в смехе Ярослава Гашека. А
писатель-коммунист Владислав Ванчура, в новаторском творчестве которого
Томан на рубеже 20-х и 30-х годов увидел для себя новый художественный
ориентир, соединил с этой никогда не оскудевавшей в чешской литературе и
пробивавшейся сквозь книжные напластования подспудной народной струей
языковую культуру и философскую глубину чешского гуманизма и чешской
реформации XIV-XVI веков.
Хотя друг Ванчуры известный чешский поэт Витезслав Незвал, выражая
взгляды молодых революционно настроенных писателей, утверждал: "Поэт не
знает, как одевались солдаты в том или ином веке. Поэт не знает истории...
Мы не в состоянии представить себе, чтобы поэтическое произведение могло
возникнуть из документов",[4] именно Владислав Ванчура и его последователи
проложили в чешской литературе XX века путь современному историческому
роману. Чрезмерному увлечению психологическими нюансами в прозе прустовского
типа и натуралистическому бытописательству они противопоставили традиции
ренессансной эпики, чисто книжному, музейному восприятию прошлого - ощущение
его злободневности, тенденциозному прославлению барокко в творчестве
писателей-католиков - ренессансное мироощущение.
Этим мироощущением пронизан и роман Томана "Человек откуда-то" (1933).
Книга решена в юмористическом ключе. Но юмор, как утверждал Ванчура, - это
не столько шутки и комические ситуации, сколько особый угол зрения, мудрая
снисходительность, роднящая создателя образов Дон Кихота и Санчо Пансы с
"правосудием сказок". Только благодаря "правосудию сказок", всегда карающему
порок и вознаграждающему добродетель, томановский Кайман, бродячий лекарь и
продавец мазей (следует иметь в виду, что одним из первых чешских
фольклорных сценических персонажей был Продавец мазей из драматического
отрывка XIV века), возглавивший народное сопротивление феодалам и церкви, в
конце концов, подобно Санчо Пансе, становится властителем острова, где
установляет благоденствие и справедливость.
От "Человека откуда-то" с его весьма условным историзмом через повесть
"О несмелом Кришпине и нетерпеливой Катержине" (1934) (ее герой - молодой
переплетчик - от руки переписывает "Метаморфозы" Овидия в подарок своей
возлюбленной, а будучи отвергнут ею, находит утешение в любви к книгам) и
драматизацию легенды о "народном короле" Вацлаве IV и банщице Зузане,
созданную в 1938 году Йозефом Томаном и Мирославой Томановой для
антифашистского театра Э. Ф. Буриана, ведет путь писателя к исторической
прозе.
Большое значение для творчества Томана-романиста имел драматургический
опыт. Его "Черное солнце" (1929) - первая чешская пьеса о борьбе африканских
народов против колонизаторов. Реальная катастрофа дает драматургу материал
для драмы "Дом без окон" (1933) - о каменщиках, засыпанных обломками