"Дилан Томас. Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

ран на дерево, сверкая, падала кровью.
- Брат, - сказал он. На ладошке у ребенка он увидел серебряные гвозди.

Посетитель

Перевод О. Волгиной

Его руки устали, хотя всю ночь они лежали поверх простыней на постели,
и он поднимал их, чтобы только поднести ко рту и к своему обезумевшему
сердцу. Вены тянулись, как болезненно синеватые ручьи к бесцветному морю.
Рядом с ним струился пар от молока в треснувшей чашке. Он чувствовал аромат
утра и знал, что петухи во дворе запрокидывали назад головы и выкликали
солнце. Чем были эти простыни на нем, если не погребальными саванами? Чем
были эти часы с деловым голосом, тикающие между фотографиями матери и
умершей жены, если не голосом давнего врага? Время милосердно позволяло
солнцу освещать его постель и безжалостно вызванивало уход солнца, когда
приближалась ночь, и ему еще больше не хватало алого света и прозрачного
тепла.
Райанон ухаживала за мертвым и подносила треснувший край чашки к
мертвым губам. То, что билось под этими ребрами, не могло быть сердцем.
Сердца не бьются в мертвых. Когда он лежал, готовый к последнему испытанию
измерительной ленточкой, Райанон вскрыла его грудную клетку ножом для книг,
вырвала сердце и вложила часы. Он слышал, как она сказала в третий раз:
"Чудесное молоко, выпей". И, чувствуя, как оно течет, оставляя кисловатый
привкус на языке, а ее рука поглаживает его лоб, он понимал, что не мертв.
Он был живым человеком. Миля за милей месяцы перетекали в годы, завершая
иссякшие дни. Сегодня Каллаган присядет рядом и поговорит с ним. В глубине
сознания он слышал, как спорили голоса Каллагана и Райанон, пока он не
заснул, ощущая вкус крови слов. В руках была усталость. Он рассматривал свое
вытянутое, бледное тело, замечая ребра, пронзавшие кожу. Его руки держались
за другие руки и подбрасывали мяч высоко в воздух. Теперь это были мертвые
руки. Он мог ворошить ими волосы, или сложить их неподвижно на животе, или
спрятать их в ложбинке на груди Райанон. Неважно, что он делал с ними. Они
были так же мертвы, как стрелки часов, и двигались, как заведенные.
- Закрыть окна, пока солнце не станет теплее? - спросила Райанон.
- Мне не холодно.
Он мог бы сказать ей, что мертвые не чувствуют ни холода, ни тепла,
солнце и ветер никогда не проникнут сквозь его оболочку. Но она бы безобидно
рассмеялась и поцеловала его в лоб, и сказала бы ему: "Питер, что печалит
тебя? Однажды ты встанешь на ноги". Однажды он пройдет по холмам Джарвиса
призраком мальчика и услышит, как люди скажут: "Вот идет призрак Питера,
поэта, умершего задолго до своих похорон".
Райанон заботливо укрыла его, поцеловала, пожелав доброго утра, и
унесла треснувшую чашку.
Человек с кистью провел цветную борозду под солнцем и раскрасил кольца,
обводившие круг солнца. Смерть шла в человечьем обличье с косой, но в тот
летний день ни один живой стебель не будет скошен.
Больной все ждал и ждал своего посетителя. Питер ждал Каллагана. Его
комната - это мир внутри мира. И он сам вмещал в себя целый мир, летящий по
кругу, и в нем тоже вставало солнце и садилась луна. Каллаган был западным