"Дилан Томас. Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

черном с ребенком на руках - под музыку шарманки, которая звучала все громче
и громче, они неслись круг за кругом на своих механических скакунах.

Дерево

Перевод М. Кореневой

Над домом, из которого виднелись вдалеке холмы Джарвиса, поднималась
башня, где дневные птицы могли вить себе гнезда, а совы - летать вокруг по
ночам. Если смотреть из деревни, свет в окошке на башне горел, как
светлячок, но в комнате под воробьиными гнездами редко зажигали свет;
некрашеный потолок был сплошь затянут паутиной; отсюда можно было видеть
холмистую местность на двадцать миль вокруг; пыль по углам хранила тайну
следов когтей.
Ребенок знал дом от крыши до погреба; знал неправильной формы лужайки и
хижину садовника, где буйно разросшиеся цветы рвались из своих горшков; но
ему не удавалось найти ключа от двери в башню.
Дом менялся от его настроения, и по его желанию лужайка становилась
морем или небом - чем угодно. Когда лужайка была унылым водоемом в милю
длиной и он плыл по волнам под парусом на сорванном цветке, садовник тоже,
бывало, выходил из своей хижины. Он тоже срывал себе прутик и пускался под
парусом. Оседлав садовую метлу, он летел, куда бы ни пожелал ребенок. Он
знал все истории от сотворения мира.
- Вначале, - говорил он бывало, - было дерево.
- Какое дерево?
- Дерево, на котором свистит черный дрозд.
- Коршун, коршун, - кричал ребенок.
Подняв глаза, садовник смотрел на дерево и видел на суку громадного
коршуна или парящего на воздушном потоке орла.
Садовник любил Библию. Когда солнце опускалось и сад заполнялся людьми,
он садился со свечой у себя в хижине и читал о первой любви, читал легенды о
яблоках и змеях. Но больше всего он любил историю о смерти Христа на древе.
Деревья образовали вокруг него ограду, и о смене времен года судил он по
оттенкам коры и по ходу сока в покрытых землей корнях. Его мир двигался и
менялся вместе с током весны по веткам, весны, убиравшей их наготу; его Бог
рос, как дерево, из похожей по форме на яблоко земли, даруя цветенье детям
своим и позволяя срывать своих детей с их мест зимним ветрам; зима и смерть
прилетали на одном ветре. Он сидел, бывало, у себя в хижине и читал о
распятии, вглядываясь в зимние ночи поверх уставленного горшками
подоконника. В такие ночи, думал он, любовь гаснет и многие из ее детей
падают наземь, как срезанные ветки.
Своей игрой ребенок преображал взлохмаченные ветрами лужайки. Садовник
называл его по имени его матери, и сажал к себе на колени, и говорил с ним о
чудесах Иерусалима и рождении в яслях.
- Сначала была одна деревня - Вифлеем, - шептал он на ухо ребенку перед
тем, как из сгущавшейся тьмы раздавался звонок, приглашавший к чаю.
- Где Вифлеем?
- Далеко, - говорил садовник, - на востоке.
На востоке поднимались холмы Джарвиса, укрывавшие солнце, с деревьями,
вытягивавшими из трав луну.