"Дилан Томас. Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

нами, дрожа всем телом. Я сказал:
- Где ты пропадал? Тебя несколько часов не было. Что ты так дрожишь?
Брэзелл и Скелли высунулись из палатки.
- Привет, Коклюшка! Как твой папочка? Ты чем занимался весь вечер?
Джордж Коуклюш едва стоял на ногах. Я положил руку ему на плечо,
стараясь поддержать его, но он оттолкнул ее.
- Я пробежал по всему берегу! Из конца в конец. Вы говорили, я не умею
бегать, а я пробежал! Без остановки пробежал!
В палатке кто-то завел граммофон и поставил пластинку. Это было попурри
из "Нет, нет, Нанетт".
- Ты бегал в темноте, Коклюшка?
- Бегал и быстрее вашего пробежал, - сказал Джордж.
- Ну еще бы! - сказал Брэзелл.
- Ты что, воображаешь, будто мы пять миль пробежали? - сказал Скелли.
Теперь граммофон играл "Таити-трот".
- Вы слышали что-нибудь подобное? Я же говорил, что Коклюшка человек
удивительный. Он, Коклюшка, весь вечер бегал!
- Удивительный Коклюшка, удивительный Коклюшка! Удивительный! затянули
Брэзелл и Скелли.
Они с хохотом высунулись из палатки и в темноте были похожи на
мальчишку о двух головах. А когда, обернувшись, я снова посмотрел на
Джорджа, он крепко спал, лежа навзничь в густой траве, волосами почти к
самому огню.

После ярмарки

Перевод М. Кореневой

Ярмарка закончилась, в ларьках с кокосовую скорлупу выключали свет, и
деревянные кони неподвижно застыли в темноте в ожидании музыки и стука
механизма, чтобы вновь потрусить вперед. Во всех киосках один за другим
гасли газовые рожки, и маленькие карточные столики затягивались парусиной.
Толпа отправилась по домам, и в окнах фургонов засветились огни.
Никто не заметил девушки. Одетая в черное, она стояла, прислонясь к
карусели, ей было слышно, как по опилкам проследовали последние шаги и вдали
замерли последние голоса. Потом, совершенно одна на опустевшей ярмарке, в
окружении деревянных конских фигур и дешевых ярмарочных лодок, она принялась
искать место, где бы устроиться на ночлег. И тут, и там приподнимала она
парусину, затягивавшую кокосовые скорлупки ларьков, и вглядывалась в теплую
тьму. Внутрь она боялась ступить и, когда по засыпанному стружками полу
пробегала мышь или трещала парусина, или порыв ветра заставлял ее пуститься
в пляс, она убегала и снова пряталась около карусели. Один раз она наступила
на дощатый настил, бубенцы на шее лошади зазвенели и смолкли; она не смела
вздохнуть, покуда все не затихло и тьма не забыла про звон бубенцов. Потом
она бродила в поисках постели, заглядывая повсюду, в каждую гондолу, в
каждую палатку. Но нигде, нигде на целой ярмарке не было для нее приюта, где
бы устроиться на ночлег. В одном месте было слишком тихо, в другом возились
мыши. В углу палатки Астролога лежала солома, но, когда девушка прикоснулась
к ней, что-то там зашевелилось; девушка опустилась на колени и протянула
руку: она нащупала руку младенца.