"Дилан Томас. Портрет художника в щенячестве " - читать интересную книгу автора

Персиками брезгует! К черту ее автомобиль, к черту сынка! В грязь нас
втоптать хочет!
- Не надо, Джим, не надо, детей разбудишь!
- И разбужу, к черту разбужу, и покажу им, где раки зимуют!
- Джим, Джим, ну Джим!
Дядя Джим сказал:
- Гони ты его взашей, или я сам его выгоню. Пусть колбаской катится к
своим трем вонючим домам.
Джек натянул одеяло на голову и рыдал в подушку:
- Не хочу слушать, не хочу, не хочу. Я маме напишу. Она меня заберет.
Я вылез из постели и закрыл дверь. Джек не стал больше со мной
разговаривать, и я уснул под шум голосов внизу, он скоро стал глуше.
Дядя Джим с нами не завтракал. Когда мы спустились, башмаки Джека были
начищены, курточка зачинена и поглажена. Энни дала Джеку два крутых яйца, а
мне одно. Она меня не ругала, когда я стал тянуть чай из блюдца.
После завтрака Джек пошел на почту. Я взял с собой одноглазого колли
погонять вместе кроликов в поле наверху, но он только лаял на уток, принес
мне рваный башмак с плетня и, виляя хвостом, лег на кроличью нору. Я бросал
камешки в покинутый утиный садок, колли ко мне трусил, возвращая палку.
Джек потихоньку спускался в балку - руки в карманах, шапка на одном
глазу. Я бросил колли, обнюхивавшего кротовину, и залез на то дерево, на
углу поля с нужником. Джек внизу, подо мной, один играл в индейцев, сам
продирался сквозь заросли, сам себя находил за деревьями, сам от себя таился
в траве. Один раз я ему крикнул, но он притворился, что не слышит. Он играл
один, молча, остервенело. Я смотрел, как он стоит - руки в карманах - и
раскачивается, как Келли[1], в грязи на берегу ручья. Сук подо мной
надломился, кусты снизу взметнули ко мне зеленые головы, я крикнул:
"Падаю!" - но брюки меня спасли, я качался, цеплялся - волшебная, немыслимая
минута, - но Джек на меня и не взглянул, и минута прошла. Я бесславно слез
на землю. Под вечер, после молчаливой трапезы, когда Гуилим читал Библию,
или сочинял гимны девушкам, или спал у себя в часовне, а Энни пекла хлеб, а
я вырезал свистульку на чердаке над конюшней, во двор снова въехал
автомобиль.
Джек, в выходном костюмчике, выскочил из дому к своей матери, и я
слышал, как он говорил, пока она, подобрав юбки, ступала на булыжники: "А он
тебя коровой вонючей обозвал, а мне, сказал, покажет, где раки зимуют, а
Гуилим меня в темный сарай затащил и мышей на меня напускал, а Дилан вор, а
эта старуха мне всю куртку испортила".
Миссис Уильямс послала шофера за багажом Джека. Энни стояла в дверях,
старалась улыбаться и кланяться, поправляла волосы, вытирала руки о
передник.
Миссис Уильямс сказала: "Всего наилучшего" - и села с Джеком на заднем
сиденье, озирая руины Горсхилла.
Шофер вернулся. Автомобиль тронулся, распугивая кур. Я выбежал из
конюшни, чтобы помахать Джеку. Он сидел рядом с матерью, недвижный,
торжественный. Я махал платком.

В ГОСТЯХ У ДЕДУШКИ

Среди ночи я был вырван из сна, где длинными змеями извивались хлысты и