"Николай Владимирович Томан. Клиническая смерть профессора Холмского" - читать интересную книгу автора

им в его статье "Стоит ли вашему ребенку быть физиком?". "Физик, -
писал в ней Комптон, - становится человеком, который не столько
гордится покорением вселенной, сколько смиряется перед трудностями ее
понимания".
- Ну, это слишком уж приземлено! А мы за то, чтобы показать
физиков если и не властелинами природы, то бесспорными героями в битве
с нею. И героями в буквальном смысле, как на фронте. И с теми же
реальными опасностями, как на настоящей войне... Один из эпизодов
такой битвы, в котором физики отвоевывают еще одну тайну у природы, мы
и хотим вам показать.
Они проходят в просмотровый зал киностудии. Садятся в его
глубокие, обитые темным, похожим на плюш, материалом.
Почти тотчас же гаснет свет.
В стереофонических динамиках звучит какая-то музыка, напоминающая
"Лунную сонату" Бетховена. Незаметно она переходит в ритмичный шум
работающего ускорителя, с характерными жесткими щелчками выхлопа
сжатого воздуха из пузырьковой камеры.
А на экране все еще мелькают лишь просветы в поврежденном слое
эмульсии кинопленки.
Холмский мысленно считает: три секунды - щелчок, затем несколько
секунд паузы. И снова все сначала... Ну да, конечно же, это циклы
работы синхрофазотрона! Значит, они записали эту "музыку" на настоящем
ускорителе.
Михаил Николаевич снова чувствует себя в той обстановке, в
которой не был уже много месяцев - для него это целая вечность! По его
расчетам в невидимом ускорителе только что произошла инжекция частиц.
Размытым сгустком с огромной скоростью они несутся теперь по трубе
линейного ускорителя. У входа в кольцевую камеру их скорость достигает
сорока тысяч километров в секунду, а энергия каждой из многих
триллионов частиц не менее десяти миллионов электроновольт.
Мощный магнит поворачивает их и заставляет войти в кольцевую
камеру по касательной к расчетной траектории. Не всем, однако, удается
последовать его указке из-за разбросанного направления скоростей.
Многие из них слишком уж приближаются к стенкам камеры, совершая
вертикальные колебания с большой амплитудой. У таких очень мало шансов
перенести все дальнейшие трудности ускорительного цикла.
Полный оборот в двухсотметровой баранке вакуумной камеры
ворвавшиеся в нее частицы совершают за пять миллионных долей секунды,
получая свое первое ускорение. Но могучий поток несущего их магнитного
поля не идеален. Он все время довольно основательно перетряхивает их,
и те, которые сбились с расчетной орбиты, отклоняются от нее все
больше. Не попав в нужную фазу ускоряющего промежутка, тысячи частиц
то и дело натыкаются теперь на стенки камеры, выбывая из дальнейшей
сумасшедшей гонки по кольцу ускорителя.
Михаил Николаевич, конечно, не видит всего этого, так же как и
те, кто находится возле ускорителя, ибо просто не существует пока
таких приборов, с помощью которых можно было бы это увидеть. Но
Холмский хорошо знает обо всем этом по расчетам, по личному опыту, по
результатам своих и чужих экспериментов. Теперь все это как бы перед
глазами у него, хотя в просмотровом зале по-прежнему темно, а из