"А.Н.Толстой. Русский характер (Из "Рассказов Ивана Сударева")" - читать интересную книгу автора

- Вы не рассказали, когда ему дадут отпуск, - к нам съездить на
побывку. Три года его не видала, чай, взрослый стал, с усами ходит... Эдак
- каждый день - около смерти, чай, и голос у него стал грубый?
- Да вот приедет - может, и не узнаете, - сказал лейтенант.
Спать ему отвели на печке, где он помнил каждый кирпич, каждую щель в
бревенчатой стене, каждый сучок в потолке. Пахло овчиной, хлебом - тем
родным уютом, что не забывается и в смертный час. Мартовский ветер
посвистывал над крышей. За перегородкой похрапывал отец. Мать ворочалась,
вздыхала, не спала. Лейтенант лежал ничком, лицо в ладони: "Неужто так и не
признала, - думал, - неужто не признала? Мама, мама..."
Наутро он проснулся от потрескивания дров, мать осторожно возилась у
печи; на протянутой веревке висели его выстиранные портянки, у двери стояли
вымытые сапоги.
- Ты блинки пшенные ешь? - спросила она.
Он не сразу ответил, слез с печи, надел гимнастерку, затянул пояс и -
босой - сел на лавку.
- Скажите, у вас в селе проживает Катя Малышева, Андрея Степановича
Малышева дочь?
- Она в прошлом году курсы окончила, у нас учительницей. А тебе ее
повидать надо?
- Сынок ваш просил непременно ей передать поклон.
Мать послала за ней соседскую девочку. Лейтенант не успел и обуться,
как прибежала Катя Малышева. Широкие серые глаза ее блестели, брови
изумленно взлетали, на щеках - радостный румянец. Когда откинула с головы
на широкие плечи вязаный платок, лейтенант даже застонал про себя:
поцеловать бы эти теплые светлые волосы!.. Только такой представлялась ему
подруга, - свежа, нежна, весела, добра, красива так, что вот вошла, и вся
изба стала золотая...
- Вы привезли поклон от Егора? (Он стоял спиной к свету и только
нагнул голову, потому что говорить не мог.) А уж я его жду и день и ночь,
так ему и скажите...
Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто ее слегка ударили в
грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твердо решил уйти, - сегодня же.
Мать напекла пшенных блинов с топленым молоком. Он опять рассказывал о
лейтенанте Дремове, на этот раз о его воинских подвигах, - рассказывал
жестоко и не поднимал глаз на Катю, чтобы не видеть на ее милом лице
отражения своего уродства. Егор Егорович захлопотал было, чтобы достать
колхозную лошадь, - но он ушел на станцию пешком, как пришел. Он был очень
угнетен всем происшедшим, даже, останавливаясь, ударял ладонями себе в
лицо, повторял сиплым голосом: "Как же быть-то теперь?"
Он вернулся в свой полк, стоявший в глубоком тылу на пополнении.
Боевые товарищи встретили его такой искренней радостью, что у него
отвалилось от души то, что не давало ни спать, ни есть, ни дышать. Решил
так, - пускай мать подольше не знает о его несчастье. Что же касается Кати,
- эту занозу он из сердца вырвет.
Недели через две пришло от матери письмо:
"Здравствуй, сынок мой ненаглядный. Боюсь тебе и писать, не знаю, что
и думать. Был у нас один человек от тебя, - человек очень хороший, только
лицом дурной. Хотел пожить, да сразу собрался и уехал. С тех пор, сынок, не
сплю ночи, - кажется мне, что приезжал ты. Егор Егорович бранит меня за