"А.Н.Толстой. Русский характер (Из "Рассказов Ивана Сударева")" - читать интересную книгу автора

два словечка..." Собрала на стол нехитрое, - чашку с молоком, кусок хлеба,
две ложки, солонку и задумалась, стоя перед столом, сложив худые руки под
грудью... Егор Дремов, глядя в окошечко на мать, понял, что невозможно ее
испугать, нельзя, чтобы у нее отчаянно задрожало старенькое лицо.
Ну, ладно! Он отворил калитку, вошел во дворик и на крыльце
постучался. Мать откликнулась за дверью: "Кто там?" Он ответил: "Лейтенант,
Герой Советского Союза Громов".
У него так заколотилось сердце - привалился плечом к притолоке. Нет,
мать не узнала его голоса. Он и сам, будто в первый раз, услышал свой
голос, изменившийся после всех операций, - хриплый, глухой, неясный.
- Батюшка, а чего тебе надо-то? - спросила она.
- Марье Поликарповне привез поклон от сына, старшего лейтенанта
Дремова.
Тогда она отворила дверь и кинулась к нему, схватила за руки:
- Жив, Егор-то мой! Здоров? Батюшка, да ты зайди в избу.
Егор Дремов сел на лавку у стола на то самое место, где сидел, когда
еще у него ноги не доставали до полу и мать, бывало, погладив его по
кудрявой головке, говаривала: "Кушай, касатик". Он стал рассказывать про ее
сына, про самого себя, - подробно, как он ест, пьет, не терпит нужды ни в
чем, всегда здоров, весел, и - кратко о сражениях, где он участвовал со
своим танком.
- Ты скажи - страшно на войне-то? - перебивала она, глядя ему в лицо
темными, его не видящими глазами.
- Да, конечно, страшно, мамаша, однако - привычка.
Пришел отец, Егор Егорович, тоже сдавший за эти годы, - бороденку у
него как мукой осыпало. Поглядывая на гостя, потопал на пороге разбитыми
валенками, не спеша размотал шарф, снял полушубок, подошел к столу,
поздоровался за руку, - ах, знакомая была, широкая, справедливая
родительская рука! Ничего не спрашивая, потому что и без того было понятно
- зачем здесь гость в орденах, сел и тоже начал слушать, полуприкрыв глаза.
Чем дольше лейтенант Дремов сидел неузнаваемый и рассказывал о себе и
не о себе, тем невозможнее было ему открыться, - встать, сказать: да
признайте же вы меня, урода, мать, отец!.. Ему было и хорошо за
родительским столом и обидно.
- Ну что ж, давайте ужинать, мать, собери чего-нибудь для гостя. -
Егор Егорович открыл дверцу старенького шкапчика, где в уголку налево
лежали рыболовные крючки в спичечной коробке, - они там и лежали, - и стоял
чайник с отбитым носиком, - он там и стоял, где пахло хлебными крошками и
луковой шелухой. Егор Егорович достал склянку с вином, - всего на два
стаканчика, вздохнул, что больше не достать. Сели ужинать, как в прежние
годы. И только за ужином старший лейтенант Дремов заметил, что мать
особенно пристально следит за его рукой с ложкой. Он усмехнулся, мать
подняла глаза, лицо ее болезненно задрожало.
Поговорили о том и о сем, какова будет весна, и справится ли народ с
севом, и о том, что этим летом надо ждать конца войны.
- Почему вы думаете, Егор Егорович, что этим летом надо ждать конца
войны?
- Народ осерчал, - ответил Егор Егорович, - через смерть перешли,
теперь его не остановишь, немцу - капут.
Марья Поликарповна спросила: