"Алексей Николаевич Толстой. Егор Абозов (Роман не закончен)" - читать интересную книгу автора

вдруг засмеялся, точно проснулся только что и услышал, что говорят.
Сливянский обернулся к нему с восхищением и засмеялся тоже. Игнатий Ливии
сломал под ногтем спичку и сказал: "тэкс!"
Дверь резко распахнулась, появился Белокопытов с дерзким, бледным от
волнения лицом; он пробежал в глубину комнаты, где его сейчас же обступила
молодежь.
- Возмутительная наглость! Вы знаете, что произошло? - воскликнул он
слегка хриплым голосом и обвел злыми глазами друзей. Вокруг него стояли -
новеллист
Коржевский, бледный юноша в бархатной блузе, и поэт Горин-Савельев,
кудрявый и матовый, как метис, и голенастый беллетрист Волгин, и начинающий
писать толстый юноша Иван Поливанский, с детским лицом и прической, как у
кучера, и критик . Полынов, похожий на Зевса в велосипедном костюме;
художник Сатурнов; поэтесса Маргарита Стожарова и еще человек шесть уже
менее известных поэтов и художников.
Это была партия "молодых". Она хотела всего, ждала славы и власти.
Белокопытов рассказал, что произошло между Гнилоедовым и князем. "Молодые"
заволновались. Он продолжал:
- Итак, меня здесь вешают для курьеза. Покупают для прихожей. Точно
так же они поступят со всеми. Всех молодых талантов здесь будут затирать.
От этих людей ожидаю всего!
- Возмутительно! - точно из глубины живота проговорил критик Полынов.
От кружка отделился Велие-градский - композитор, сонный, с впившимся в
толстый нос пенсне; он подошел к столу знаменитостей и задумчиво воткнул
ложку в торт.
- Что возмутительно? Кто возмутительно? - вертя маленькой головой,
спрашивал Горин-Савельев. Белокопытов продол жал:
- Молодых поэтов и беллетристов пригласили только перед подпиской. Без
нас, художников, они бы не могли открыть вернисажа. У них у всех пятнадцати
квадратных аршин не найдется. Что они на пустое место повесят? Штаны?
- Что ты горячишься, Николай, по совести, твоя вещь на печке такая,
что прямо растеряешься, - сказал его друг художник Сатурнов, скривил на
сторону рот и махнул, как деревянной, рукой по воздуху - сверху вниз, - ты
говори дело, чего нам надо.
- Хорошо. Я ставлю такое требование... Но мне нужно согласие всех...
В это время двери опять раскрылись и вошел сам Абрам Семенович
Гнилоедов, вытирая платком череп и довольное свое лицо. Сзади держался
секретарь, высокий человек, подслеповатый, с портфелем и в крупных
веснушках.
- Поздравляю, господа, от души поздравляю, друзья и сотрудники, -
повторял Гнилоедоз, пожимая руки, кланяясь, кое-кого похлопывая по плечу.
Затем взял стул, сел у самовара, оглянул хозяйственно яства и питья и
сказал:
- Как говорится - двинули. Теперь надо ехать. Предлагаю выбрать
председателя, и начнем пока здесь, а когда залу очистят от публики,
перейдем туда.
Знаменитости сели полукругом у стола; "молодые" расположились поодаль.
Председателем выбрали Норки-на. Он позвонил в колокольчик, проговорив не
спеша:
- Кто сочувствует, пусть скажет приветствия новому журналу.