"Алексей Николаевич Толстой. Рассказы Ивана Сударева (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Сынок ваш просил непременно ей передать поклон.
Мать послала за ней соседскую девочку. Лейтенант не успел и обуться,
как прибежала Катя Малышева. Широкие серые глаза ее блестели, брови
изумленно взлетали, на щеках радостный румянец. Когда откинула с головы на
широкие плечи вязаный платок, лейтенант даже застонал про себя: поцеловать
бы эти теплые светлые волосы!.. Только такой представлялась ему подруга, -
свежа, нежна, весела, добра, красива, так, что вот вошла и вся изба стала
золотая...
- Вы привезли поклон от Егора? (Он стоял спиной к свету и только
нагнул голову, потому что говорить не мог.) А уж я его жду и день и ночь,
так ему и скажите...
Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто ее слегка ударили в
грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твердо решил уйти, - сегодня же.
Мать напекла пшенных блинов с топленым молоком. Он опять рассказывал
о лейтенанте Дремове, на этот раз о его воинских подвигах, - рассказывал
жестоко и не поднимал глаз на Катю, чтобы не видеть на ее милом лице
отражения своего уродства. Егор Егорович захлопотал было, чтобы достать
колхозную лошадь, - но он ушел на станцию пешком, как пришел. Он был очень
угнетен всем происшедшим, даже останавливаясь, ударял ладонями себе в
лицо, повторял сиплым голосом: "Как же быть-то теперь?"
Он вернулся в свой полк, стоявший в глубоком тылу на пополнении.
Боевые товарищи встретили его такой искренней радостью, что у него
отвалилось от души то, что не давало ни спать, ни есть, ни дышать. Решил
так: пускай мать подольше не знает о его несчастье. Что же касается Кати -
эту занозу он из сердца вырвет.
Недели через две пришло от матери письмо:
"Здравствуй, сынок мой ненаглядный. Боюсь тебе и писать, не знаю, что
и думать. Был у нас один человек от тебя, - человек очень хороший, только
лицом дурной. Хотел пожить да сразу собрался и уехал. С тех пор, сынок, не
сплю ночи, - кажется мне, что приезжал ты. Егор Егорович бранит меня за
это - совсем, говорит, ты старуха свихнулась с ума: был бы он наш сын -
разве бы он не открылся... Чего ему скрываться, если это был бы он, -
таким лицом, как у этого, кто к нам приезжал, гордиться нужно. Уговорит
меня Егор Егорович, а материнское сердце - все свое: он это, он был у
нас!.. Человек этот спал на печи, я шинель его вынесла на двор -
почистить, да припаду к ней, да заплачу, - он это, его это!.. Егорушка,
напиши мне, Христа ради надоумь ты меня, - что было? Или уж вправду - с
ума я свихнулась..."
Егор Дремов показал это письмо мне, Ивану Судареву, и, рассказывая
свою историю, вытер глаза рукавом. Я ему: "Вот, говорю, характеры
столкнулись! Дурень ты, дурень, пиши скорее матери, проси у нее прощенья,
не своди ее с ума... Очень ей нужен твой образ! Таким-то она тебя еще
больше станет любить".
Он в тот же день написал письмо: "Дорогие мои родители, Марья
Поликарповна и Егор Егорович, простите меня за невежество, действительно у
вас был я, сын ваш..." И так далее и так далее - на четырех страницах
мелким почерком, - он бы и на двадцати страницах написал - было бы можно.
Спустя некоторое время стоим мы с ним на полигоне, - прибегает солдат
и - Егору Дремову: "Товарищ капитан, вас спрашивают..." Выражение у
солдата такое, хотя он стоит по всей форме, будто человек собирается