"Александр Толстиков. Ее звали Мария " - читать интересную книгу автора

Степан Егорович Самарский. Это наши, катричевские жители. Мы побывали у них
дома, ио дело в том, что Степан Егорович отказался что-либо рассказать нам,
сказал, что будет говорить только с корреспондентом из Ленинграда. А Василий
Дмитриевич говорит, что Машу помиит очень хорошо, ио что разведчицей она ни
за что не могла быть. Почему - не объяснил. Дорогой "Костер", приезжай к
нам, пожалуйста, к тому времени еще что-иибудь выясним. По поручению
катричевских следопытов - Наташа Ускова и Марина Кобликова".
И снова дорога. На этот раз ранией весной, вместе с Александром
Алексеевичем Бычиком, бессменным нашим помощником в поисках. Знакомая дорога
в Катричев. Ожидание попутной машины. Издалека доносится чуть слышное
гудение трактора - идет весенний сев. Мы знаем, что в Катричеве нас ждут
ребята и Лидия Михайловна - она специально приехала на встречу из Быкова,
сейчас она живет в райцентре, работает заведующей отделом культуры
Быковского райисполкома.
Как вы думаете, Александр Алексеевич, почему Самарский отказался
рассказывать ребятам о семье Усковых? Почему он ждет корреспондентов из
Ленинграда?
Трудно сказать. Может быть, у него какая-то неприязнь к семье Усковых,
это тоже нельзя исключать. А может, и не знает ничего, так тоже бывает...
На этот раз нам долго ждать не пришлось. Директор школы приехал за нами
на машине, и в полчаса мы домчали по гладкой, как стекло, дороге в Катричев.
Памятуя об условии Степана Егоровича Самарского, на встречу с иим ие
стали брать много народу, отправились втроем: Я, Лидия Михайловна и
Александр Алексеевич. Самарского мы нашли на огороде, он вскапывал грядки.
Ему уже под восемьдесят, он глуховат, чтобы лучше расслышать, прикладывает
ладонь к уху. Сначала он потребовал документы, аккуратно проверил,
внимательно вглядываясь в фотографию на удостоверении.
- Ну, слухайте, - строго начал Степан Егорович, - что помню, скажу.
Машу помню, хоть она и поменьше от меня была лет на десять. Понимаете, я с
ней не водился, уже парубком был, взрослым и на хуторе том бывал не часто.
Так, если по степи, бывало, куда едешь, когда и завернешь к прыщам...
- К каким прыщам?
- Так ведь хутор ихний в народе так и называли - Пры-щов. Это
по-нашему, по-уличному. А чего "прыщи" - кто его знает? Чего, спросите,
каблучки, крючочки? Звали и звали. Отец, помню, строгий был, Иван, хозяйство
вел крепко. Колодец у них был хороший, вода чистая-чистая, как слезинка.
JCafl был большой, ветрячок, ну, мельничка такая маленькая, ветряная. Мой
отец раза два посылал меня к Ивану Ивановичу, муку молоть. Денег он за помол
не брал, Иван Иванович. Так если кусок сала возьмет, да ему и того не нужно
было, все ивое. Братья у Марии были. Один, Николай, кажись, старший,
напротив жил, в своем доме, младшего не помню. Ну, Маша и Марфа. Марфа была
рыжая, аж красная, а Маруся - та смазливенькая, красивая. Беленькая.
Смеялась все: значит, легкая характером была... Дом у них был деревянный,
крепкий. А дальше случилось вот что: Иван Иваныч помер, хозяйство Прасковья
не могла одна тянуть, и все постепенно порушилось. Когда они уехали, не
помню точно, помию, что в двадцатые годы, в конце. Куда, к кому - не знаю...
А теперь у меня к вам вопрос: почему вы Машей интересуетесь? Что она такого
сделала?
Коротко рассказываем о Маше.
Степан Егорович недоверчиво слушает, качает головой.