"Лариса Токарь. Дорога к Храму " - читать интересную книгу автора

самосохранения, амбиции?" Может быть. Я смотрел на этих людей.
- Кого ты ищешь, - сочувствует мне Петя, - молодежь, что идет
навстречу, при тебе ходила в детский сад, а те, с кем бы ты хотел
встретиться, - сейчас на огороде или у телевизора.
Страшно подумать - сколько лет прошло.
- Наконец-то, - толкает он меня, - Вовка Мировец. Инстинктивно
шарахаюсь в сторону. Этого только не хватало.
Всплывают картинки давних лет - в лютую стужу пропитые, по его
инициативе, новенькие перчатки Адика и что-то еще.
- Ты сошел с ума, - говорю, - у меня часы японские, мгновенно в бутылку
водки превратятся. Уходим.
На улице Ленина невольно прибавляю шаг Там между гостиницей и почтой
есть дом, тоже двухэтажный и деревянный, но родной - наш дом. Кого он только
не помнит: поэтессу тетю Любу Вассерман, когда-то давно она серьезно
спрашивала меня, почему умирают цветы... И дядю Мишу Бенгельсдорфа -
режиссера еврейского театра.

- Валерик, - напоминал он, - спеши читать "Люди, годы, жизнь", запретят
ведь, не успеешь.
А мы с друзьями тогда стрелялись Бабелем, цитировали Евтушенко
"Братскую ГЭС", и вообще уже был опубликован "Один день Ивана Денисовича".
- Дядя Миша, сегодня другие времена.
Он мудро смотрел:
- Другие времена в России могут наступить в любой день.
Дом наш жил общими интересами. На скамейке во дворе обсуждались женихи
скромной Томочки Чернис, а также правила поступления в институты и неизменно
горячий вопрос - стоит ли моему другу Сереже Симонову встречаться с Галкой
Константиновой из второго подъезда.
К Шварцбургам, как в кинотеатр, ходили на телевизор. В Нагарии, уже в
Израиле, встречались с ними. Тетя Рахиля Шварцбург ничего не забыла:
- Ну как же иначе, сами всех звали. Передачи в семь вечеря начинались -
все замирало.
Новые тогда понятия изменили жизнь. Что по эффекту может сравниться с
КВНом через линзу (был такой телевизор)? А когда почтенный доктор Айзенберг
на саночках вез маленький холодильник "Саратов", наш дом, мягко говоря,
недоумевал. Что морозить? Купили - съели. Честное слово - было такое.
Я тетю Paxилю, они нас как-то в Нагарии (Израиль) принимали, спросил:
- Неужели ни о чем не жалеете? Жизнь ведь там прошла?
- Про что ты говоришь, вспоминать не хочется. Секретарь наш первый,
тоже теперь живет в Израиле, звонит иногда, доволен.
Для меня это новость. Секретарь верным сыном режима представлялся. При
должности когда был, под своего канал. Вспомнилось: жиду крещеному и вору
прошеному одна цена.
А он, секретарь, когда уезжал, не постеснялся день открытых дверей
устроить. Заходили прощаться, кто хотел. Леня Соркин, мой школьный товарищ,
с порога спросил:
- Родине изменяете?
Секретарь растерялся, стал канючить:
- Понимаете, Леня...
- Не понимаю, - отрезал мой друг.