"Конец «Крота»" - читать интересную книгу автора (Красильников Рэм Сергеевич)

Глава пятая

Москва 1986 года — это, конечно, не сегодняшняя столица России с роскошными зданиями банков и офисов частных коммерческих компаний, богатыми магазинами, ресторанами, казино и гостиницами. Еще нет сотен тысяч иностранных автомашин и миллионных толп вечно спешащих куда-то москвичей и приезжих, давно ставших постояльцами столицы.

Но Москва восьмидесятых отчаянно пробивала себе окно в Европу, самонадеянно замахивалась на то, чтобы слыть третьим Римом. Кое-где ей раскрывали объятия, она уже научилась заманивать новых друзей, хоть и не была еще так криминальна, как в последующие годы. Впрочем, и тогда сюда стекались люди самых пестрых судеб и невероятных характеров. Ибо жить в других местах большой страны им казалось неполноценным занятием.

Ну, а у иностранцев разочарований было гораздо меньше, у них была своя судьба. Дипломатам и вовсе приходилось смиряться и надеяться. Правда, им было совсем не трудно это делать, так как жизнь у них протекала в собственном узком мирке, чаще всего — в пределах Садового кольца.

Здания иностранных посольств в столице во все времена отличались своей импозантностью, броской архитектурой. Они были чуждыми вкраплениями в суматошную жизнь огромного города, обрекавшего обитателей на всегдашние неудобства, но зато компенсировавшего их обильными материальными благами, вполне достаточными для того, чтобы не роптать на временные беды.

Здание американского посольства, дающее приют московской резидентуре Центрального разведывательного управления, расположилось на улице Чайковского, на Садовом кольце столицы. На флагштоке массивного здания государственный флаг Соединенных Штатов — символ мощи и величия супердержавы. Денно и нощно посольство бдительно охраняют морские пехотинцы из элитарного подразделения вооруженных сил США. Это настоящая крепость, защищенная крепкими стенами и безжалостной военной силой от непрошеных гостей.

Всем посетителям посольства оставлен доступ в здание через специальный проход в западном крыле. Бравые охранники — морские пехотинцы не пропустят злоумышленников, они надежно «профильтруют» всех входящих в узкие двери двух тамбуров, оборудованных металлоискателями. А если кто-нибудь поведет себя агрессивно, пустят в ход оружие. Они у себя дома, на своей территории.

Охраняет дипломатическое представительство далекой Америки и московская милиция, ее сотрудники тоже всегда на посту.

В рабочие дни у здания посольства многолюдно. Утром подъезжают и паркуются вдоль тротуаров лимузины американских дипломатов. Вечером автомашины аккуратно развозят служащих представительства по домам в разные концы Москвы. Приливы и отливы у посольства не затухают и в дневные часы. Да и визитеров, которым требуется побывать на улице Чайковского, достаточно. Разве что глубокой ночью внушительный дом посольства отдыхает от суеты.

И этот день уходящего лета 1986 года ничем не выделялся среди других.

На двери кабинета руководителя посольской резидентуры висит табличка: «Советник по региональным вопросам». Это — должность прикрытия резидента ЦРУ, которая ему предоставлена Государственным департаментом по указанию президента Соединенных Штатов.

Резидент Центрального разведывательного управления — в посольстве фигура очень влиятельная. Он старший оперативный начальник для всех разведывательных подразделений Вашингтона, которые пользуются «крышей» в американском посольстве — военные, служба радиоэлектронной разведки, секция безопасности. С ним считается глава представительства. Он, конечно, не вникает в оперативные дела резидентуры. «Грязная работа», — полагают многие американские послы. Впрочем, они почти всегда внешне весьма лояльны к разведке. А некоторые — и очень услужливы. Надо поддерживать с ЦРУ корректные отношения. От него зависит многое. Резидентура американской разведки имеет в Соединенных Штатах могущественных покровителей и свой канал связи с Вашингтоном.

Совсем недавно в особняк посла, так называемый Спасо-Хауз, недалеко от здания посольства на улице Чайковского, тайно проник русский военный, служивший до своего увольнения в ракетных войсках. Он был одержим идеей заработать на продаже американцам известных ему военных секретов. Помощник посла, проживавший в Спасо-Хаузе, с согласия своего шефа быстро вызвал в особняк тогдашнего резидента ЦРУ, и они вдвоем договорились с русским. Ну, а потом помощник посла, незаметно от русской контрразведки, вывез русского парня из особняка. Русским вскоре удалось поймать нового агента ЦРУ, но они — надо отдать должное их благородству — не стали поднимать шум насчет роли посла в этом шпионском деле.

Нынешний посол был весьма расположен к руководителю московской резидентуры ЦРУ Эрику Хонтауэру и очень лоялен к деятельности посольской резидентуры. Всем сотрудникам посольства он велел оказывать всемерную помощь резидентуре — и тогда, когда им случалось знакомиться с кем-либо из русских, кто мог заинтересовать разведку, и тогда, когда к ним попадала информация, которая могла пригодиться Лэнгли. Посол разрешал Эрику Хонтауэру использовать для своих целей помещения представительства. Например, когда необходимо было принять кого-то, кто был ценен для Центрального разведывательного управления. Или устроить так, чтобы в нужный день и час в одном из окон посольства зажегся свет, который должен был служить условным сигналом для агента, проходившего или проезжавшего по улице Чайковского. Сигналом к тому, чтобы выйти на личную встречу с разведчиком или изъять тайник, заложенный резидентурой.

Эрик Хонтауэр — высокий, грузный мужчина с загорелым, обветренным лицом. Ему 45 лет. Весь его вид выражает уверенность в себе, силу и решительность. Он находился в Москве уже почти два года. В Советский Союз, где требуется особенно высокая разведывательная квалификация, он прибыл, имея большой опыт работы в зарубежных резидентурах ЦРУ и в центральном аппарате. Послужной список Эрика Хонтауэра охватывал Ближний Восток и Латинскую Америку, Западный Берлин и скандинавские страны. И везде, даже там, где доводилось возглавлять резидентуры, он лично участвовал в разведывательных операциях — проводил встречи с агентами, закладывал тайники, осуществлял сеансы радиосвязи с источниками, отправлял письма в адреса нужных лиц. У него накопился солидный опыт работы по советским учреждениям за границей и в США. В его оперативном архиве — вербовки русских, опросы перебежчиков, общение с предателями. И в Москве он не придерживался кабинетного стиля.

Эрик Хонтауэр слыл философом. Может быть, даже больше, чем этого требовала работа в таком ведомстве, как Центральное разведывательное управление. Он знал цену себе, своим способностям. «Каждый человек король, — поется в популярной американской песенке, — никто не должен остаться без доли. Богатства хватит на всех». Эта нехитрая, известная каждому белому жителю Соединенных Штатов песня олицетворяет крайний индивидуализм американца, его мечту обрести свою долю богатства.

Хентауэр был как раз из этой породы, которую в изобилии взращивает Америка. Он просто не мог не преуспеть в Советском Союзе. Иначе это остановило бы его так удачно складывающуюся карьеру. Он и не думал искать применения своим талантам где-то в другом месте, где тоже ценят людей хватких и энергичных, не обремененных чрезмерно интеллигентской философией. Работа в разведке — это всегда обретение трезвого прагматизма. Резидент ЦРУ верит в свою звезду. Москва для него — трамплин к очередному прыжку в его карьере.

Хонтауэр знал, что Советский Союз — основной объект внимания спецслужб его страны. Знал и то, что хотя возглавляемая им московская резидентура является далеко не самым многочисленным и крупным подразделением разведки, ей обоснованно принадлежит важная роль в конфронтации с Советским Союзом. Недаром в Лэнгли, в Оперативном управлении и в Советском отделе ее называют «святая святых» американской разведки. Это не только признание занимаемого ею ведущего места в деятельности против «главного противника», но и стремление подчеркнуть необходимость особого засекречивания всего того, чем она занимается.

А занималась московская резидентура делами, которые действительно нуждались в строгой конспирации, — операциями по связи с агентами ЦРУ, завербованными в Москве и вне Советского Союза, а также специальными техническими акциями, когда использовались так называемые АУТРы автоматические устройства технической разведки. АУТРы были гордостью американских инженеров и специалистов, величайшей ценностью Лэнгли, и все же не они составляли настоящую силу Центрального разведывательного управления. Этой силой, способной добывать самую ценную и нужную для разведки информацию, были агенты — и те, кто добровольно предлагал свои шпионские услуги, и те, кого удавалось склонить к сотрудничеству и кто был согласен работать с ЦРУ на территории СССР.

Эрик Хонтауэр был ярым сторонником агентурной работы. Агенты должны кормить разведку! Он помнил слова директора Центрального разведывательного управления:

«Основные усилия ЦРУ должны направляться на качественное и продуктивное использование существующей на территории Советского Союза американской агентурной сети, на ее наращивание. Агентура является критически важной даже в эпоху разведывательных спутников и других технических средств разведки. Мы очень заинтересованы в получении разведывательной информации, которая становится бесценной, когда речь идет о проникновении в планы и замыслы противника». Так говорил директор на одном совещании в Лэнгли, и Хонтауэр слушал его с особым вниманием. И вот теперь резидент ЦРУ в Москве старательно проводил идеи руководства Лэнгли в жизнь. За это и ценят Эрика Хонтауэра в Вашингтоне — за его напористость, хватку, за бурную инициативу смелого и отважного разведчика.

Да и сам Эрик Хонтауэр был преисполнен честолюбивых замыслов. Под его руководством московская резидентура стала организатором смелых разведывательных операций в Советском Союзе. Идеи и предложения рождались в его голове одно за другим. Не важно, что решения принимаются в Лэнгли, где готовятся директивы по важнейшим вопросам. Эрику Хонтауэру был известен стиль работы Вашингтона. За долгие годы службы он научился влиять на положение дел, знал, что когда возникают проблемы согласования и получения инструкций, на это требуются считанные часы. Связь действует бесперебойно! Хонтауэр знал решительную натуру своего непосредственного начальника «Волка» Вулрича и надеялся на то, что новый директор ЦРУ всегда поддержит московскую резидентуру. Отваги, инициативы и настойчивости Эрику Хонтауэру не занимать!

…Руководитель московской резидентуры медленно ходил по своему кабинету и, размеренно жестикулируя, вел неторопливый разговор со своим собеседником. Иногда он умолкал и подходил к столу, на котором что-то записывал на небольших листочках, показывая их тому, кто его внимательно слушал. А собеседник стоял в углу кабинета — это был молодой человек лет тридцати, атлетического телосложения и весьма приятной внешности. На его холеном лице — выражение самодовольства и самоуверенности. Молодой человек — специальный сотрудник московской резидентуры — разведчик «глубокого прикрытая» Арнольд Бронсон. В посольстве стараниями ЦРУ он числился атташе отдела личного состава. В Советский Союз Бронсон приехал несколько месяцев тому назад.

— Русские угрожают Соединенным Штатам. Они стремятся уничтожить нашу свободу. Мы должны сделать все, чтобы этого не произошло. Советы — наш враг. Его надо разбить, иначе он разобьет и уничтожит нас. — Эрик Хонтауэр не заметил, как перешел на тон и манеру лектора, которому дорого внимание аудитории. Но Бронсон, казалось, не обращал внимания на высокопарное красноречие шефа. Работники кадрового аппарата ЦРУ, принимая его на работу в разведку, отмечали в молодом и симпатичном американце немало привлекательных качеств. Они быстро подметили его энергию и активность, стремление не размышлять, а действовать. Мимо их внимания не прошло и то, что Бронсон умел терпеливо слушать, что ему говорят начальники. Он твердо усвоил заповедь: не перечить руководству, выполнять то, что от него требуют, и тогда можно добиться успеха.

«Глубокие прикрытия» для разведчиков, направляемых на дипломатические должности в посольствах, — остроумное изобретение руководства Лэнгли. Арнольд Бронсон очень дорожил этим назначением. Дорожил своим новым разведчиком-агентуристом и сам Эрик Хонтауэр.

В отличие от других сотрудников резидентуры разведчиков «глубокого прикрытия» еще более тщательно зашифровывают и «прячут» среди дипломатов. Их пристраивают на специальные курсы Государственного департамента, где они проходят науку дипломатической службы в широком кругу других американских дипломатов. Те считают их «своими». Это важно, так как кое-кто из слушателей курсов А-100 оказывается в тех же представительствах, куда ЦРУ посылает разведчиков «глубокого прикрытия». Им, как правило, запрещается посещать помещения резидентуры, не рекомендуется общаться с другими разведчиками. Они должны строго выдерживать режим работы по прикрытию. Разведчикам «глубокого прикрытия» поручаются наиболее важные операции.

Вот таким и был Арнольд Бронсон, которого принимал в своем посольском кабинете советник по региональным вопросам.

Эрик Хонтауэр в целом спокоен — его кабинет надежно защищен от подслушивания и регулярно проверялся специалистами Лэнгли. Тем не менее ключевые фразы разговора, которые могут дать представление о существе дела, собеседники не произносили, а писали на листках бумаги, которые потом Эрик Хонтауэр сожжет в стоящей на столе железной пепельнице. Весь разговор поэтому носил какой-то фантастический характер, понятный только им одним.

— Вы, конечно, уже освоились в Москве, Арнольд? И, наверное, уже многое успели посмотреть. Как вы заметили, мы вас особенно не загружали поручениями. Считайте, что для вас это были тренировка и легкая разминка. А вот теперь вас ожидает настоящая работа.

— Я готов, сэр.

Бронсона переполняла гордость от поручения шефа. Он как-то весь напрягся, но старался скрыть охватившее его радостное возбуждение. А Эрик Хонтауэр продолжал ходить по своему небольшому кабинету, изредка заглядывая в лежащие на столе листки с записями, которые появились после очередной телеграммы Лэнгли.

— Знаете, Арнольд, мы с вами солдаты тайного фронта. — Голос резидента звучал все глуше и глуше. — Советы своими действиями закрыли нам дверь в свое общество. Как преодолеть поставленные советскими властями барьеры? Как обойти внушительные заслоны русской контрразведки? Конечно, можно полагаться на технические средства. Соединенные Штаты это делают, и довольно успешно. Но разведывательные спутники, например, не дают нам доступа к тайнам Кремля, к секретам КГБ. Поэтому агенты — наше главное оружие.

Хонтауэр недовольно отреагировал на резко прозвучавший телефонный звонок, взял трубку, проронил несколько слов и снова повернулся к Бронсону.

— Вы отлично знаете, как трудно вербовать агентов в Советском Союзе. Мы стараемся не упускать ни одного шанса, когда к нам обращаются доброжелатели. Их немного, но среди них попадаются очень ценные источники. Ну, а что касается агентов, которых Лэнгли приобретает за пределами СССР, то это требует особого внимания резидентуры. Ведь нам приходится со многими из них работать. Резидентура в Москве — как натянутая тетива лука стрелка, хорошо видящего цель. И свою стрелу он выпускает в нужное время и в нужном направлении. Сейчас как раз и настало такое время, и вы будете этим лучником. Уверен, вы не промахнетесь. Лэнгли тоже на это надеется.

После этого шеф московской резидентуры перешел от теории к практике. Он не говорил о совсем уж деликатных вещах. Он писал то, что хочет сообщить собеседнику, на листках бумаги. Его молодой коллега отвечал шефу в столь же конспиративной форме.

— Резидентуре предстоит заняться очень ответственным делом. Вам поручается одна важная операция — закладка тайника для завербованного в Таиланде агента нашей службы. Вашингтон придает исключительное значение этому человеку. Он работник специального контрразведывательного подразделения русской разведки. Думаю, Вам не надо подробно объяснять важность дела. Для ЦРУ в целом, для резидентуры в Москве этот человек сущий клад, драгоценность из драгоценностей. На первом месте, конечно, информация о проникновении КГБ в правительственные учреждения Соединенных Штатов, прежде всего к нам, в Лэнгли. Русские этим, как вам известно, активно занимаются. Ну, и многое другое, что мы вправе ожидать от агента такого калибра, в том числе операции русских здесь, в Москве, против посольства. Полагаю, что агент может быть полезен нам во многом. Я доверяю эту миссию вам, имея в виду, что вам уже приходилось участвовать в подобных операциях, хотя и не в Москве. А главное потому, что вы один из немногих офицеров резидентуры, кто неизвестен русской контрразведке.

— Благодарю за доверие, сэр, я очень его ценю. Уверен, что русские не подозревают меня. У меня ведь особый статус, и я строго выполняю все атрибуты дипломата посольства. Система маскировки, которую мне определили, действует успешно.

— Вы ведь понимаете, Арнольд, нам очень трудно долго сохранять инкогнито в стране с такими жесткими условиями работы. Вы — другое дело. Вы не принимаете участия в очень рискованных операциях. Это не упрек, это целесообразность.

— Сэр, слежки контрразведки я за собой не замечал. Я убежден: ее нет. А в посольстве меня действительно принимают за сотрудника госдепартамента.

— «Пилигрим», наш новый агент, — продолжил разговор, перемежая его записками, руководитель московской резидентуры, — имеет все инструкции по связи. Но кое-что резидентуре следует доделать и доработать. Сейчас речь не идет о личных встречах с агентом, которые резидентуре предстоят в недалеком будущем. Наши действия пока касаются тайниковых операций. Они спланированы для «Пилигрима» в Лэнгли, и нам необходимо их проводить. Конкретно сейчас надо подобрать место для тайника, который мы должны заложить уже в самое ближайшее время. В Вашингтоне считают, и я с этим вполне согласен, что это должен быть тайник, который может находиться на месте несколько дней, может быть, даже две-три недели. У нас уже подобрано несколько мест, но я хочу оставить их в резерве для других целей. Кроме того, если говорить прямо, они не кажутся мне подходящими для «Пилигрима». Координаты тайника, который вы подберете и подготовите, штаб-квартира сообщит «Пилигриму» по радио. Но ваша задача — не только сами координаты, но и подготовка указаний агенту, каким путем до него добираться.

Вот здесь, — Эрик Хонтауэр достал из сейфа крупномасштабные фотографии, — снимки районов Москвы, сделанные нашей космической службой фоторазведки. Все это окраинные районы города. Вы знаете наш подход к подбору мест встреч и тайниковых операций. Займитесь этим. Необходимо сделать несколько фотографий на месте и подготовить схему. Вам понятно, Арнольд?

Бронсон кивнул, и они оба склонились над картами и фотоснимками.

«Дистанция огромного размера!» — громогласно заявлял, говоря о российской столице, персонаж «Горя от ума» А.С. Грибоедова. Полковник Скалозуб был абсолютно прав: даже в те далекие от нас времена начала XIX века столица Российской империи занимала внушительную площадь, превосходя по территории крупнейшие европейские центры. Не говоря уж о городах Северо-Американских Соединенных Штатов, еще не раздувшихся от последующего экономического бума и нахлынувших эмигрантов.

Современная Москва вышла далеко за пределы Садового кольца. Она расширилась в городских границах, поглотила близлежащие села и деревушки и вот уже вырывается из оков Кольцевой автомобильной дороги.

Для Центрального разведывательного управления Москва в восьмидесятые годы — это практически весь Советский Союз. Москва — центр оперативной деятельности американской разведки. Здесь — главные источники разведывательной информации американцев, здесь — агенты влияния, с помощью которых спецслужбы США пытаются воздействовать на Советский Союз в разных областях, сюда вливаются коммуникации со всей страны, которые Центральное разведывательное управление и Агентство национальной безопасности стремятся тайно «оседлать», чтобы выуживать драгоценные секреты «главного противника», сюда, в особо важные для себя учреждения, ЦРУ внедряет своих «кротов».

Здесь, в здании американского посольства на улице Чайковского, сильнейший в Восточной Европе разведывательный центр спецслужб США, одна из крупнейших во всем регионе так называемая посольская резидентура Лэнгли.

Москва важна для Вашингтона вовсе не потому, что территория страны сжата для иностранных дипломатов, а поездки иностранцев в разрешенные районы обставлены жесткими ограничениями властей. Москва — административный центр огромного государства, нависающего своей мощью на другую супердержаву мира. Москва — сердце страны, и Вашингтон должен чувствовать его биение.

На огромной территории города можно в конце концов избавиться от назойливого внимания КГБ. Для этого существует немало способов и хитрых трюков. Разведчики резидентуры с удовольствием пользуются всеми приемами, которым их обучают в школе ЦРУ. И очень довольны, когда хитрости им удаются.

Но не все районы Москвы удобны и равнозначны для разведывательных операций, которые приходится осуществлять посольской резидентуре. Центральная часть города, территория внутри Садового кольца американскую разведку не интересует. Для того чтобы любоваться расположенными там достопримечательностями, нет ни желания, ни времени, да и для профессиональной работы — просто опасно. Как опасно подбирать места для операций в промышленных зонах, вблизи от официальных учреждений, у военных объектов, отделений милиции. Предмет внимания американцев поэтому парковые и лесопарковые зоны, малолюдные улицы и скверы на окраинах города, так называемые «спальные районы» столицы.

Философия и стратегия разведывательной работы! Не каждому дается эта нелегкая наука, не каждый овладевает ее таинственными законами. Арнольд Бронсон из тех, кому они подчиняются. Так, по крайней мере, считает он сам. Блажен, кто верует!

Разведчик «глубокого прикрытия»

В Советском отделе Оперативного Директората Арнольд Бронсон считался восходящей звездой ЦРУ. Шеф Советского отдела давно взял на заметку этого энергичного молодого человека с приятными манерами. Честолюбие и авантюризм, в меру присущие Бронсону, «Волк» Вулрич считал подходящими качествами для сотрудника разведывательной службы, особенно для работы в Советском Союзе.

Именно начальнику Советского отдела Арнольд Бронсон был обязан назначением в московскую резидентуру. «Или грудь в крестах, или голова в кустах» — эта русская поговорка здесь вполне уместна», — полагал Джеймс Вулрич. А уж он, как никто другой, знает силу русской контрразведки, но знает и дивиденды, которые сулят успехи в московской резидентуре.

Эрику Хонтауэру Арнольд Бронсон тоже понравился, и не только потому, что он любимец шефа Советского отдела. Резиденту ЦРУ этот обаятельный молодой разведчик импонировал своим недюжинным интеллектом, влюбленностью в избранную профессию, умением подчиняться и отсутствием склонности к философским раздумьям. Эрик Хонтауэр с большим желанием принял Бронсона в свою команду, полагаясь и на лестную характеристику Вулрича, и на свои собственные наблюдения.

В подчинении у резидента Центрального разведывательного управления в Москве люди разных характеров и разных судеб — смелые и дерзкие, решительные и слабовольные, трудолюбивые и с ленцой, крепкие семьянины и любители поволочиться за женской юбкой, трезвенники и приверженцы «зеленого змия». Почти все они — выходцы из того «среднего класса», который поставляет кадры в разведку, многие прошли армейскую школу. Подавляющее большинство — хорошие службисты, дорожат своей карьерой в ЦРУ, воспитаны в духе здорового консерватизма, а главное — нацелены на жесткую конфронтацию с Советским Союзом. Они верят в божественную миссию Америки взять на себя руководство миром, верят, что их страна — гарант свободы. Русский для них это всегда враг, а СССР — империя зла, таящая постоянную опасность. Вот и Арнольд Бронсон принадлежал к тому поколению американцев, которое не ведало войны «горячей», но зато полностью окунулось в войну «холодную».

Служба в Центральном разведывательном управлении еще не утратила для Арнольда Бронсона своего романтического облика, который присущ молодым разведчикам, и не приобрела цинизма старых служак, понаторевших в делах разведки. «Работая в ЦРУ, вы можете совершать великие дела» — этот девиз, который Бронсон впервые услышал еще в университете и который подтолкнул его к поступлению в ЦРУ, он отнюдь не считал просто рекламным трюком вербовщиков из Управления кадров Лэнгли. К тому же в Арнольде Бронсоне был силен патриотический дух — он считал себя настоящим американцем — в Соединенных Штатах жило несколько поколений его предков. Ко всему прочему, Бронсон не был лишен меркантильного тщеславия — его привлекало крупное вознаграждение за успешно проведенные разведывательные операции. Тем более в такой стране с жестким контрразведывательным режимом, как Советский Союз.

И вот теперь он радовался ответственному поручению резидента и серьезно готовился к новой работе, предвидя в ней свою судьбу, свою будущую славу и дождь наград и поощрений, который на него прольется.

Улица Академика Павлова

В субботу рабочий день в американском посольстве заканчивался раньше обычного. Уже после полудня служащие представительства начинали группами покидать здание на улице Чайковского. С одной из таких групп вышел Бронсон. Он направился к своей автомашине, припаркованной у фасада здания в длинном ряду других посольских автомашин.

«Автомобиль — не роскошь, а средство передвижения» — это выражение известно всем читателям романа Ильфа и Петрова. О нем знают те, кто испытал удобства этого вида транспорта. Американец вряд ли читал роман «Золотой теленок», тем не менее ценил значение автомобиля как одного из способов проверки разведчиков. Конечно, в условиях Москвы автомобиль не может рассматриваться как защита от всех бед и сюрпризов, которые может преподнести контрразведка, но Арнольд Бронсон был уверен в своих способностях выявить слежку, если она за ним ведется.

Бронсон ехал уже почти два часа, и ничего подозрительного не замечал, никакого наблюдения. Но у него ответственная задача, он должен быть полностью уверен в отсутствии слежки. А для этого нужно применить все свое умение, все знания, полученные перед выездом в Москву, все приемы, которым его обучили.

…Автомашина Бронсона двигалась по улицам столицы. Она то замедляла ход, то убыстряла движение. На одной из окраинных и довольно пустынных улиц американец остановился. Все спокойно, никто за ним не следовал. Да и автомашин не было вообще. Вокруг — ни души. Арнольд Бронсон окончательно успокоился. Не выходя из машины, разведчик достал из кармана пиджака миниатюрный фотоаппарат. С «Миноксом», зажатым в руке, он вышел и осмотрелся. В 100–120 метрах от машины проходит линия высоковольтных электропередач. Это — ЛЭП, каких множество в городе.

У одной из опор ЛЭП, находящейся в глубине покрытого неухоженным кустарником пустыря, американец остановился. Он наводит фотоаппарат и делает несколько снимков. Еще раз внимательно посмотрев на опору ЛЭП, возвращается к автомашине. Уже сидя в салоне, Арнольд Бронсон сделал еще один снимок — одного из домов. На нем табличка с надписью: «Улица академика Павлова» и номер дома. Американец прочитал название улицы и сделал какие-то пометки в своей записной книжке. Автомашина разведчика тронулась с места и начала набирать скорость. Уже наступили сумерки, темнота сгущалась.

Бронсон подъехал к жилому дому, где находилась его квартира. Это дом сотрудников дипломатического корпуса. Многие сотрудники американского посольства живут в таких домах в городских районах. Разведчиков-агентуристов резидентуры специально размещают подальше от посольства, где меньше внимания со стороны советской контрразведки. Кроме того, их расселяют в 7–8 местах города, что позволяет «растащить» силы наружного наблюдения контрразведки. В Лэнгли все продумали, все подчинили целям разведывательной работы.

Дом, где жил Арнольд Бронсон, находился в самой глубине двора. Стемнело, и только подъезд дома был освещен. Почти в полной темноте Арнольд Бронсон припарковал машину и выключил свет фар. Он направился к подъезду и вошел в дом. И не заметил, как в салоне автомашины у него из кармана пиджака выпал фотоаппарат «Минокс» и остался на сиденье.

Через несколько минут к автомашине американца подошел мужчина. Светя фонариком, он заглянул внутрь салона и заметил «Минокс». Он быстро погасил фонарик и поспешил к телефонной будке.

Любопытная находка

Новое здание Комитета государственной безопасности на улице Дзержинского в этот субботний вечер было ярко освещено. Горел свет в окнах многих помещений восьмиэтажного дома. Не пустовал кабинет и начальника отдела контрразведки по американским спецслужбам, получившим «крышу» в посольстве Соединенных Штатов на улице Чайковского.

Из окон кабинета начальника отдела контрразведки открывался широкий вид на площадь имени Дзержинского. В самом центре площади возвышался величественный памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому — организатору органов государственной безопасности Советской республики. Молодое государство, находясь в кольце огненных фронтов, должно было защищаться.

Сегодня, конечно, нет военных фронтов, но действует тайный фронт борьбы со спецслужбами противника, и приходится отбиваться от новых крестоносцев.

Начальник отдела Сергей Александрович Краснов, седоватый, среднего роста мужчина, сидя за своим столом, разговаривал по телефону. Над столом большой портрет Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова. В кабинете еще один стол — для оперативных совещаний в отделе. На стене — подробная карта Москвы.

К большому столу начальника Американского отдела примыкает небольшой столик. За ним сидел Алексей Владимирович Климов, руководитель одного из подразделений отдела, которое занимается контролем за деятельностью посольской резидентуры ЦРУ. Он обратился к начальнику отдела, когда тот закончил телефонный разговор.

— Сергей Александрович, я уже вам докладывал, мы сейчас внимательно следим за некоторыми американскими дипломатами, которые могут быть разведчиками-агентуристами. Особенно за теми, кого подозреваем как разведчиков «глубокого прикрытия». Среди них есть несколько человек, кто совсем недавно прибыл на работу в посольство. Мы выделили двух. Один из них — Арнольд Бронсон. Молодой, симпатичный парень, мы дали ему имя «Нарцисс». Не правда ли, подходящий псевдоним для такого красавца?

Климов достал из папки несколько фотографий. Краснов внимательно рассматривает их и возвращает.

— В самом деле, красивое лицо и, действительно, соответствует псевдониму.

— Правда, до сих пор у нас не было весомых фактов того, что он из разведки. Пока он не дал нам никакого повода усомниться в том, что он работник госдепартамента. Пару раз мы видели его с руководителем резидентуры Эриком Хонтауэром. Но тот, знаете, общается со всеми дипломатами посольства. Положено по протоколу. Хонтауэр своих контактов и не скрывает. Но вот в помещениях резидентуры «Нарцисс» не появлялся. А сегодня с полудня до позднего вечера куда-то ездил, дома не появлялся. Конечно, он мог быть в гостях. И все же нам, возможно, немного повезло. Когда он вернулся к себе домой, мы нашли в его автомашине миниатюрный фотоаппарат. — Климов извлек из папки «Минокс».

— Надеюсь, вы проделали это достаточно аккуратно? «Повезло», — сказали вы. Везет тому, кто удачу ищет. Но я вижу, вы не закончили, и по вашему виду заметно, что самое любопытное еще впереди.

— Вы правы, возможно, мы и нашли удачу. Полагаю, что «Нарцисс» оставил фотоаппарат в машине случайно. Скорее всего, он просто выпал у него, когда американец выходил из машины. И, похоже, до сих пор хозяин пропажи не хватился. Может быть, он считает, что «Минокс» преспокойно лежит у него в пиджаке, и обнаружит потерю, когда снова наденет пиджак. Не найдя его там, он несомненно начнет искать «Минокс» в других местах, в том числе в автомашине. Но пока он из дома не выходил. Однако это еще не все, Сергей Александрович. Мы проявили пленку «Минокса» — на ней четыре кадра. Все снимки сделаны, видимо, на одном месте. На трех из них — опора линии электропередачи. Уверен, ее нетрудно будет найти, так как на четвертом снимке дом с табличкой названия улицы — академика Павлова. Это окраина Москвы. — Климов подошел к карте и показал то место, которое так заинтересовало американца.

— Интересная находка. Ну, и какие же выводы вы делаете?

— Теперь я уверен, скажем, почти уверен, что Арнольд Бронсон «Нарцисс» — разведчик ЦРУ и тщательно законспирирован в посольстве. Резидентура с его участием, вероятно, подбирает места для проведения операций. Скорее всего, то, что фотографировал «Нарцисс», предназначено для будущих тайников. Не будут же американцы проводить личные встречи с агентами в таком неприглядном месте, как этот густой кустарник!

— Пожалуй, вы правы. Этот парень требует особого внимания. Необходимо создать систему очень конспиративного наблюдения. Но этого мало. Надо максимально использовать счастливый шанс, который нам предоставляется. «Минокс» необходимо так же незаметно, как его взяли, быстро вернуть хозяину. Причем сделать так, чтобы он не заметил, что фотоаппарат побывал у нас. Понятно, что следует вставить новую пленку, непроявленную, с теми же сюжетами, что на той, что остается у нас. Трудно? Я понимаю, но специалисты помогут. Конечно, есть риск, что Бронсон начнет искать ее в автомашине раньше, чем вы ее туда вернете. Но надо рискнуть.

— Я вас понял, Сергей Александрович, постараемся справиться с этой сложной задачей. Завтра воскресенье, и «Нарцисс», вероятно, в посольство не поедет. И к машине может выйти не слишком рано.

— Ну, что ж, мобилизуйте всех, кто будет необходим. Район улицы академика Павлова должен быть под очень хорошим и скрытым контролем. Думаю, в этом случае не будет необходимости в плотном наблюдении за самим «Нарциссом». Он сам придет к нам. Впрочем, вы, конечно, не забывайте и о других разведчиках-агентуристах резидентуры. Вы ведь знаете, американцы сейчас резко усиливают свою деятельность против нас по всем линиям. Похоже, в Соединенных Штатах с воцарением нового президента и назначением Рейганом в Центральное разведывательное управление Уильяма Кейси к власти пришли «ястребы», еще более свирепые, чем в прежние годы. Что касается Кейси, то в команде Рейгана, собранной из «ястребов», он, пожалуй, — суперястреб. В противоборстве с Советским Союзом Рональд Рейган дал полную свободу действий своему выдвиженцу — он уверен в его патологической ненависти к нашей стране и бульдожьей хватке. Как говорят сами американцы, «с ЦРУ сняли намордник и спустили с цепи».

Сергей Александрович Краснов не любил длинных речей, но это эмоциональное выступление показалось ему уместным.

…В воскресенье Арнольд Бронсон вышел из дома позднее обычного. Он явно был чем-то встревожен и выглядел для зоркого наблюдателя как человек, потерявший важную для себя вещь. Вот он направился к своей машине, поминутно осматриваясь по сторонам, словно высматривая что-то по дороге. У машины он останавливается, разглядывая внимательно место стоянки, даже бросая взгляд под днище автомашины. Затем открыл дверцу со стороны водителя и посмотрел внутрь. Его встревоженный взор скользнул по салону. И вдруг он заметил на полу у сиденья свой фотоаппарат. Лицо американца расплылось в счастливой улыбке, он уже не скрывал восторга. И быстро положил найденный «Минокс» во внутренний карман пиджака.

Воскресный день выдался солнечным и ясным. Под стать значительно улучшившемуся настроению разведчика «главного прикрытия». Понятно, что оно и не могло теперь быть иным.

Арнольд Бронсон в это воскресенье просто отдыхал. Он был свободен от дальних странствий по городу, способных утомить менее энергичных людей, не подчиненных идее. И на улицу Чайковского ему идти не требовалось. Блуждание по зданию посольства в выходной день — это лишняя расконспирация для таких, как Бронсон. Можно немного расслабиться и подготовиться к предстоящим баталиям. Можно заняться самим собой. Ну, а потом снова устремиться за синей птицей удачи. В Москве поймать ее очень нелегко, нужно очень постараться.

Но старается и соперник, стремясь не уступать сильному, такому самоуверенному противнику. В контрразведке на улице Дзержинского знают: с ним можно сражаться и можно побеждать. Можно заставить его ошибаться. Или незаметно воспользоваться допущенной им ошибкой. Как в этот раз.

Разведку и контрразведку, конечно же, невозможно ставить в одинаковое положение. На стороне разведки — всегда фактор внезапности. Внезапности для тех, кто держит оборону. Разведка сама определяет, каким оружием будет действовать, кто будет им владеть и в какое время нанесет разящий удар. Московская резидентура Центрального разведывательного управления умеет пользоваться этими преимуществами. У контрразведки нет таких выгод — у нее сто дорог, которыми можно идти. В отличие от охотника, у которого она всегда только одна. Она — обороняющаяся сторона и вынуждена иметь дело со многими неизвестными. Но ее преимущество в том, что она у себя дома, а дома, как известно, и «стены помогают».

И все же усилия разведки и контрразведки часто идут рядом и в одном направлении. Вот и на этот раз — они встретятся в одной точке. На улице Академика Павлова.

Великое дело — удача! Она не часто посещает тех, кто ее добивается. Но и не отворачивается от тех, кто умеет идти ей навстречу.