"Тени и призраки" - читать интересную книгу автора (Матесон Ричард)

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Пробуждение было ничуть не похоже на обычное, когда он будто пытался всплывать на поверхность, преодолевать глубины сна, стремился и стремился наверх, пока наконец не удавалось разбить плотный покров дремоты и оказаться поверх него. Сегодня все было по-другому. Долгие часы, как ему казалось, он оставался погруженным в странное, незнакомое, мрачное состояние, нечто среднее между сном и явью. Ощущал мир наверху, но никак не мог дотянуться до него. Каждый раз, стоило только напрячься и приподнять тяжелое, ставшее неповоротливым эго, как что-то непреодолимое тянуло его обратно вниз. Ни смерть, ни жизнь, ни сон, ни явь — он висел в безмолвной, необитаемой пустоте.

Наконец послышались звуки — где-то далеко от него бились волны, а в окно стучали капли дождя, подстегиваемые ветром. Дэвид с трудом приподнял тяжелые веки. По потолку скользили тени, расплывчатые, как струи воска. Он слегка повернул голову, но она бессильно упала набок. Бросил взгляд на окно, располагавшееся против стоявшего по правой стене книжного шкафа. По стеклу струились потоки воды. Их путаная сетка вызывала головокружение.

Он попытался приподняться на кровати, но обнаружил, что не в силах. Не мог сделать ни одного движения. Мысли медленно, как густой сироп, текли по периферии мозга. Хотел взглянуть на часы, но они явно были прикреплены к тяжелой чугунной балке, которой казалась его рука. Дэвид отвел взгляд от окна и бессмысленно уставился на ряд книжных корешков. Тело его продолжало спать, хотя разум медленно пробуждался.

Ранним утром (сейчас все еще утро?) он уже просыпался и обнаружил, что лежит на ковре, совершенно голый, свернувшись калачиком. Холод заставил его встать и одеться, одежда была разбросана по всей комнате. Едва справившись с этим, он тут же бессильно упал на ближайший стул и едва смог отдышаться. Лишь жгучая жажда заставила снова собрать все силы, проковылять на кухню, где он залпом выпил пять стаканов воды из-под крана, обливая подбородок и перед рубашки. После этого он медленно, цепляясь за стены, прошел в гостиную, рухнул на диван и потерял сознание. А может быть, просто заснул?

Сколько же сейчас может быть времени? Напрягая все силы, Дэвид стал приподнимать правую руку, пока циферблат не оказался перед его глазами. Потом пришлось потрудиться, чтобы сфокусировать взгляд на расплывающихся цифрах: девять часов шестнадцать минут. Рука тяжело упала, веки сомкнулись. Мозг начал погружаться в прежнее оцепенение, мысли медленно таяли. Огромным усилием он заставил себя раскрыть глаза. Нельзя спать.

Когда-то, в ходе физической подготовки в армии, у него состоялся первый поединок с другим солдатом из его части. Этот тип несколько раз ударил его прямо в живот, и на следующее утро у Дэвида было точно такое же ощущение, которое он испытывал сейчас, — все до единой мышцы ныли, казались обнаженными и словно пылали. Такая же жажда мучила горло, оно было будто высушено. Дэвид задал себе вопрос: может ли он сейчас подняться и выпить глоток воды? Каждый мускул, казалось, был налит свинцом. Нельзя было различить, где кончается его тело и начинается диван, на котором он лежал, все казалось сплошной неповоротливой массой. Но было и вполне конкретное ощущение — ноющая боль в задней части левой ноги. Только предельно сосредоточившись, он догадался, что это седалищный нерв подвергся атаке, называемой «зубной болью не во рту». Он однажды уже испытывал это в течение шестнадцати месяцев в 1967–1968 годах, после сильного смещения межпозвоночного диска в области крестца.

Дэвид снова зажмурил глаза и поморщился. Вся боль, которую он испытывал, была просто ничем по сравнению с терзавшим его стыдом. Он еще раз обманул доверие жены, проиграл еще одну битву. «Все пропало!» — горько подумал он. И спорить нечего. Лишь когда смолкла его удовлетворенная плоть, только тогда слабо заговорил разум, трусливый слуга, сбежавший в момент опасности и явившийся кающимся и смиренным, когда она миновала.

Он попытался подняться на ноги. Но они будто перестали являться частью его самого, он не мог даже сесть. Конечности, безжизненные, как у паралитика, отказывались служить ему. Напрягая последние силы, он попытался заставить их работать, но они едва шевелились. Наконец он, почти бездыханный, откинулся назад. Разве может человек дойти до такой степени изнеможения?

«Вы совершенно обессилены? Не так ли? Почти все время спите? Вас обуревает необычная жажда, которую едва можете удовлетворить? Солнечное сплетение будто горит огнем?» — откуда это все было известно миссис Брентвуд? Неужели, несмотря на то что без малого сорок лет сознательной жизни он подчинялся неумолимым законам логики, теперь он должен допустить существование привидений? Неужели Марианна действительно призрак?

«Хорошо, допустим», — упрямо сказал он себе, скрипнув зубами. Надо продумать и это предположение, поскольку оно вполне допустимо. Не важно, что думает об этом он сам, важно, что есть доказательства в пользу такого предположения.

В день их приезда Эллен предпочла не заходить в студию на втором этаже. Стояла перед входом в нее и как будто даже не чувствовала струящегося из мастерской холода. Но когда она находилась в других комнатах коттеджа, то страшно мерзла, так что он был вынужден накрыть ее пледом и разжечь камин.

Доказательство номер один.

Когда он впервые увидел Марианну и был, скажем так, соблазнен ею, то испытал захлестнувшее его чувство, что совершено зло. Конечно, нужно учесть, что оно вполне могло возникнуть из-за его ощущения вины и было голосом совести. Но в то же самое время это чувство могло быть чем-то более глубоким, более общечеловеческим, потому что оно было откликом на нарушение человеческих норм, порога морали, выработанной обществом.

А это непроизвольное сокращение мышц солнечного сплетения, когда Марианна оказывалась с ним рядом, становившееся сильней при ее приближении? Что это было? Обычное напряжение мышц? Или что-то более всеобъемлющее? А чувство, которое подавляло его, когда он разговаривал с женой после первой близости с Марианной? Было ли это только самобичеванием виноватого мужа? Или же это было страхом ребенка, жаждущего утешения?

Доказательство номер два.

Почему он испытал такое облегчение, когда они уехали из коттеджа в пятницу вечером? Никакими доводами разума этого объяснить нельзя, но тогда сразу же его самочувствие улучшилось. Было ли это только оттого, что здесь он боялся встречи Эллен с Марианной? Или же он испытывал страх гораздо более глубокий? Он припоминал теперь, как боялся возвращаться обратно. Как и в баре, и в машине его угнетало страшное предчувствие того, что стоит им оказаться в коттедже, как непременно произойдет что-то ужасное. Беспочвенные страхи? Или предчувствие надвигающегося несчастья?

Его неумеренная озабоченность тем, что он не сумеет удовлетворить Эллен. Прежде никогда не ощущалось таких страхов. Была ли эта озабоченность вызвана просто беспокойством? Или же он чувствовал реальную потерю всех жизненных сил, утрату энергии? Почему он вдруг так хотел принудить ее к сексу прямо в машине? Разве не было у него иной цели, кроме желания испытать удовольствие? Теперь он отчетливо понимал, что не хотел заниматься сексом в коттедже. Боялся, что именно тут окажется совершенно несостоятельным. Вспомнил те тайные страхи, в которых не признавался даже самому себе, страх того, что он сходит с ума, теряет связь с реальностью. Но ведь для этого не было ни малейших реальных причин, никакой почвы для таких опасений.

Доказательство номер три.

Это странное чувство облегчения, принесшее ему ни с чем не сравнимое счастье. Он убедил себя в том, что оно связано только с радостью от примирения с Эллен. Но что, если к нему имела отношение Марианна? Разве Эллен не стала чувствовать себя хуже и хуже? Причем после его близости с Марианной жене так хотелось спать, что они даже не смогли уехать отсюда.

Доказательством это, конечно, не является. Невозможно допустить мысль о том, что эта женщина могла так сильно повлиять на самочувствие его жены. Они не знакомы друг с другом, никогда не встречались. Дэвид закрыл глаза, побежденный. Зачем сражаться с этим? Такова его судьба — его удача, его поражение. Он не может объяснить все происшедшее только какими-то оккультными причинами. Хотя было бы много легче считать, что Марианна вовсе не существует, а лишь является плодом его воображения, галлюцинацией.

Поразмыслив, он понял, что за эту соломинку ему не ухватиться — слишком маловероятно предположить, что миссис Брентвуд явилась жертвой той же самой галлюцинации. Так же невозможно представить, что он стал жертвой сексуальных фантазий — немолодой мужчина, озабоченный семейными проблемами. Нет, это не пройдет. В отношении психического здоровья у него полный порядок, в других отношениях — уйма проблем. Он по-своему также «на привязи», поскольку находится в зависимости от капризов своего тела, слишком уж охотно откликающегося на его неистощимые требования.

Послышался звук шагов на лестнице. Неизвестно, откуда у него появились силы, чтобы подняться. Кто это? Марианна? Конечно, этого трудно ожидать, но он так страшился ее встречи с Эллен. Вдруг они обе сейчас идут сюда и Эллен уже все известно? Его пальцы непроизвольно впились в подушку. Шаги приближались.

Эллен вошла и остановилась удивленная.

— Привет. Как ты? — спросила она, взглянув на него.

— Привет.

Он постарался придать голосу небрежный, спокойный тон и как-то ответить на ее улыбку. Эллен приблизилась к нему.

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Отлично.

Жена присела рядом. Он протянул к ней обе руки, будто это не было неимоверно тяжело, и обнял ее. Она коснулась его щеки поцелуем.

— Доброе утро.

— Доброе утро, Эл.

— Сегодня день отъезда, да?

Он усмехнулся:

— Точно.

— Тебе удалось выспаться?

— Не очень.

— Ох, извини. — Она дружеским жестом сжала его ладонь. — Где же ты спал? Здесь, внизу?

— Мгм. — Он надеялся, что она не станет спрашивать о причинах. — Слегка подремал.

Эллен снова поцеловала его в щеку.

— Сможешь наверстать это сегодня вечером.

Нет, так далеко он не отваживался заглядывать.

— Досадно, что вчера я так внезапно заснула. Видимо, устала больше, чем думала.

— Все нормально. Тебе этот отдых был необходим.

Эллен внимательным взглядом изучала его лицо.

— И давно ты здесь?

— Час, наверное. Может быть, два.

— Как долго. — Она выглядела удивленной. — Значит, ты поел?

Он колебался, не зная, что ответить, затем отрицательно покачал головой:

— Нет.

— Совсем не ел?

— Выпил только кружку кофе.

— Хочешь позавтракать перед отъездом?

Перспектива отъезда казалась ему не только устрашающей, но и недостижимой.

— Если захочешь, мы можем остановиться по дороге в аэропорт в каком-нибудь ресторанчике, — неожиданно предложила она.

— Зачем, можно отлично поесть и тут. Продукты еще остались.

Она задумалась на мгновение, потом кивнула.

— Ладно. Пойду приготовлю что-нибудь на скорую руку. А где твоя кружка?

Он удивленно посмотрел на нее.

— Разве ты не сказал, что пил здесь кофе?

— Ах да! Но кружку я потом отнес и вымыл.

Она еще раз кивнула и встала. Когда Эллен направилась к кухне, волна страха заставила его вздрогнуть. Что это с ним? Он совершенно не хочет есть. Ни малейшего аппетита. Здесь он есть не будет. Все, чего он хочет, это поскорее уехать отсюда.

— Э-э…

Эллен проворно обернулась.

— Что, дорогой?

— Не принесешь ли ты мне стакан воды?

Но она не пошевелилась.

— Я что-нибудь не так сказал?

— Тебе плохо?

— Совсем нет. — Он с трудом удержался от того, чтоб не скривиться. Голос его звучал до приторности ласково. — А почему ты спрашиваешь?

— Мне так показалось.

— Со мной все нормально.

Эллен на несколько секунд задержала на нем взгляд, затем отвернулась и почти сразу снова обратилась к нему:

— Может быть, ты позвонишь в кассы аэропорта и забронируешь билеты, пока я буду готовить завтрак?

— К чему такая спешка?

Она снова внимательно посмотрела на него. Этот взгляд заставил его задаться вопросом, неужели и он внешне выглядит таким же изможденным, каким чувствует себя последние несколько дней внутренне? Он попытался поскорей найти какие-нибудь слова, которые заставили бы ее поверить, что с ним все в порядке. Он все еще искал их, когда Эллен отвернулась и вышла из гостиной.

Как только дверь за ней захлопнулась, он в изнеможении откинулся на подушки, силы оставили его. Закрыл глаза, и все поплыло куда-то. Если бы можно было заснуть. Вздрогнув от этой мысли, он поднял голову и уставился прямо перед собой. Спать ему не следует.

Дэвид нахмурился, сконфуженный. Непонятно, с чего это он стал настаивать на том, чтоб они поели здесь. Это не только потребует времени на приготовление завтрака, но потом еще придется мыть посуду. Кстати, уже почти десять часов. «Нужно скорей выбираться отсюда», — решил он. Попытался позвать жену, но не смог.

Когда она вернулась в гостиную со стаканом воды в руке, Дэвид подумал: «А может, будет лучше остаться здесь сегодня, подождать, пока отключат газ и электричество?» Он чуть было не предложил это Эллен, но одумался. Нервно принял стакан из ее руки.

— Спасибо.

Поднося воду ко рту, чувствовал на себе ее пристальный взгляд.

— Ты думаешь, нам действительно стоит поесть где-нибудь по дороге? — раздался ее голос.

— Не выбрасывать же продукты, которые ты покупала. — Он сам удивился детской логике своего ответа. — Я хочу сказать, что по времени так будет лучше. Утренний рейс мы уже пропустили.

— А будет ли рейс во второй половине дня?

— Я почти уверен.

— У нас нет расписания полетов?

— Кажется, нет.

— И ты таки не хочешь заказать билеты на сегодня? — Она выглядела озабоченной.

— Время терпит.

У него было неприятное ощущение, что он ведет себя как старик. И потому, когда Эллен опять подняла на него глаза, он сказал первое, что пришло в голову:

— Извини, я прикончил весь мартини. Она задержалась с ответом, затем сказала:

— Я и не заметила.

— Разве ты не видела пустую бутылку?

— Нет.

— Ну и ладно. — Он почти не сомневался, что жена солгала ему. Она не одобряла его злоупотреблений спиртным.

— О чем ты?

— О том, что тебе нет необходимости тактично притворяться, что ты ничего не заметила.

Она явно недоумевала.

— Дэвид, но я и вправду ничего не заметила. Почему ты так говоришь?

Его ответный взгляд не выражал ровно ничего.

— Никак я не говорю.

Эллен присела рядом с ним на диван.

— Нет, я вижу, что с тобой что-то происходит.

— Что именно?

— Ну, я вижу… — Она нахмурилась, будто ответ был совершенно очевиден и не нуждался в объяснениях. — Ты хочешь сказать, что это не так?

— Вот именно. — Он прерывисто вздохнул. — Со мной все в порядке.

Дэвид попытался придумать, что бы такое сказать еще, но ничего не придумал. Его мозг был как непрерывно меняющаяся картинка калейдоскопа: обрывки мыслей складывались в какие-то странные комбинации и снова распадались. Она не отводила внимательного взгляда от его лица, и он поспешно ухватился за одну из таких комбинаций:

— Скажи, почему ты не носишь ночной рубашки?

— Что?

— Ты слышала, что я сказал?

— Нуда.

— Так ответь, пожалуйста.

— Я… я не понимаю, какое это имеет отношение к…

— На мой взгляд, все на свете в конечном итоге имеет отношение ко всему на свете. — Он на мгновение отвернулся, затем бросил на жену сердитый взгляд. — Ты просто не хочешь отвечать?

— Послушай, это что, так жизненно важно выяснить прямо сейчас?

— Представь, важно.

— Хорошо, отвечаю. Я не ношу ночные рубашки потому, что тебе это не нравится.

— С чего ты взяла?

— Раньше я всегда носила их, Дэвид. Носила их очень долго, пыталась выглядеть как можно лучше. — Она помолчала. — Для тебя. Но когда между…

Она замолчала.

— Что дальше?

— Ничего.

— Ты собиралась что-то сказать.

— Дэвид, сейчас не время и не место для этих разговоров. Нам нужно отправляться домой.

Он почти слышал, как скрипнули его зубы.

— Я жду. Между чем и чем?

Эллен закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Между теми ночами, когда тебе вообще не было ни малейшего дела до того, как я выгляжу, и теми, когда ты хотел, чтоб я выглядела как непотребная женщина, надевать ночную сорочку не имело ни малейшего смысла.

— Я хотел, чтоб ты выглядела как непотребная женщина? — Он был ошеломлен до глубины души.

— Ты этого не помнишь? — Ее глаза широко распахнулись и с вызовом уставились на него. — Черные корсеты? Слишком пикантное белье? Черные подвязки? Шелковые чулки тоже, конечно, должны были быть черными. Туфли на высоченных каблуках? Как ты сам считаешь, кому пристал подобный гардеробчик?

— Очень волнующей женщине. А может, и нет. — Он холодно оглядел ее. — Ты ведь носила все это едва ли не каждый день. Разве не так?

— Носила, потому что ты меня об этом просил.

— Иногда и без моих просьб.

— Да. Иногда. Потому что я знала, что тебе нравится.

— Но тебе это было омерзительно, да?

— Совсем не омерзительно. Не надо делать из меня высохшую ханжу.

— Ты сама сказала, что тебе это было неприятно.

— Но это ты так сказал! — Она вся дрожала от подавляемого гнева. — Я лишь сказала, что время от времени мне нравилось лежать рядом с тобой в постели в пикантном белье. Просто лежать и чувствовать твои руки. Спокойные любовные объятия. Чувствовать себя твоей. Твоей женой. Твоей любимой. — Голос ее надломился, и она резко поднялась. — Я еще не приготовила тебе завтрак.

— К черту мой завтрак!

— Ты не станешь завтракать? — Ее голос был лишен всякого подобия эмоций.

— Сейчас мне этого не хочется.

Эллен кивнула.

— В таком случае нет никаких причин откладывать наш отъезд, не так ли?

Дэвид почувствовал, как все его тело вздрогнуло.

— Ты не передумал уезжать отсюда?

Он промолчал.

— Так ты едешь или нет?

Мстительная улыбка обнажила его зубы.

— Как только решу, обязательно сообщу тебе.

Внезапно наступившее молчание показалось ему таким глубоким и полным, что он будто слышал каждую каплю шелестящего за окном дождя, шорох каждой набегающей на берег волны. Он не отводил взгляда от ее лица, пока оно неожиданно не стало расплываться.

Вздрогнув, Дэвид увидел, что она вдруг принялась оглядывать комнату.

— Ты что-то ищешь?

— Я спросила тебя, где моя куртка. — Голос ее звучал совершенно спокойно.

— Она в машине.

— А ключи от машины?

Он сглотнул.

— Там же.

Она вежливо кивнула, давая понять, что слышала его.

— Спасибо.

Когда она отвернулась и направилась к входной двери, он почувствовал, как спазм боли пронзил его сердце. «Только не уходи сейчас!» — мысленно молил он.

Эллен обернулась.

— Я пойду поищу ближайший телефон. Позвоню домой, спрошу, как дела у Марка и Линды. Потом позвоню в аэропорт и закажу билеты на ближайший рейс. Когда вернусь, хотелось бы, чтоб ты был готов к отъезду. — Она помолчала. — Если нет, я отправлюсь домой одна.

Дверь хлопнула, и Эллен исчезла.

Он едва подавил желание кинуться вслед за ней с криком: «Я совсем не то хотел сказать! Поедем домой прямо сейчас!» Но послышался шорох шин отъезжающей машины, и он понял, что опоздал.

Дэвид остался один.

— Нет, — пробормотал он едва слышно. Вдруг Марианна уже здесь? Или приближается, охотясь за ним? Он сидел, боясь шелохнуться. Лишь когда миновали долгие минуты и ничего не произошло, сумел расправить онемевшие плечи и закрыть глаза.

Но облегчение было недолгим. Какое может быть облегчение, если ситуация остается тяжелейшей? Он попытался доискаться до причин этого, но они ускользали от него. Все происшедшее словно не имело смысла. Он ведь хотел уехать, так почему же попросил Эллен готовить завтрак? Он ведь собирался как можно скорей отправиться домой, тогда почему действовал так, будто хочет здесь остаться? Он хотел произнести одно, но произносил совсем другое. Самым же непостижимым было то, что его действия полностью противоречили его желаниям, а слова были неожиданными для него самого. Проще говоря, он казался себе личностью, утратившей самоконтроль и полностью подчиненной кому-то постороннему. Кому? Марианне? Но такую мысль даже допустить всерьез невозможно. Она слишком противоречила его убеждениям. В таком случае возможно только одно объяснение — его внутренний конфликт происходит на уровне подсознания. Значит, разум ускользает от него? Нет!

Дэвид принудил себя встать и пойти на кухню, не обращая внимания на боль в ногах и во всем теле и на изменившуюся походку. С ним все в полном порядке. Просто чувствует себя немного виноватым перед Эллен, отсюда и все проблемы.

Он вдруг застыл на месте, затем стремительно повернулся к окну. Послышался шум подъезжающей машины. Она вернулась! Тревожная улыбка возникла на его лице. «Прости, пожалуйста, Эллен. Немедленно едем домой! Прямо сейчас. Не откладывая». Его пальцы сжались, плотно охватили ручку двери и повернули ее…

Не двигаясь, он смотрел на стремительно возникшую на пороге миссис Брентвуд. Она остановилась.

— Ожидали меня? — Улыбка просилась на ее губы.

— Я… — Он не смог окончить фразу.

Она вошла в дом, ее плащ скользнул по его ногам, заставив его отшатнуться.

— Вы могли бы закрыть за мной дверь?

Рывком он захлопнул входную дверь.

— Я встретила вашу жену.

Он молча ждал.

— Она решила вернуться домой? Я права?

— Правы.

— И вы вместе с ней?

Дэвид не мог отвечать.

— Вы уезжаете отсюда, мистер Купер?

— Да. Уезжаю.

Облегчение на ее лице стало очевидным.

— Когда сегодня утром я увидела, что ваша машина все еще припаркована возле коттеджа…

Он сам не понимал истоков своей явной враждебности к этой даме.

— Мистер Купер?

— Я вас слушаю.

— Но вы мне не отвечаете. Вы тоже уезжаете?

У него заходили желваки.

— Я должен дать вам письменное обязательство?

Женщина беспомощно моргнула.

— О боже, как вы грубы со мной.

Его пальцы судорожно сжались с такой силой, что ногти впились в ладони.

— Моя грубость не беспочвенна, миссис Брентвуд.

— Ее причина абсолютна ясна. Если вы не оставите этот дом сегодня же, то вы вообще не оставите его никогда. По крайней мере — здоровым.

Мгновение он постоял, размышляя, затем ухмыльнулся и пошел прочь.

— Послушайте же! — Она схватила его за руку. — Вами владеет наваждение, и не так уж важно, что вы сами в это не верите. Оно становится вашим хозяином. Ваша воля теперь лишь пустой звук. — Она впилась пальцами в его предплечье. — Мистер Купер, вы не имеете причин не доверять мне, так выслушайте же меня. Нет на земле существ более враждебных людям, чем духи мертвецов, которые остаются «на привязи». Марианна всю жизнь была порочной и злобной, не думала ни о чем, кроме удовлетворения своей похоти. Терри Лоуренс был для нее только живой, сочной плотью, которую она могла использовать, как хотела. То же касается и вас. Она лишь использует вас. Мне это известно точно, — добавила она, заметив, что Дэвид застыл неподвижно. — При жизни Марианна имела бесконечную череду любовников, и каждый последующий был еще более отвратительным, чем все предыдущие. Незадолго до своего конца она связывалась с такими мужчинами, которые были скорее животными, нежели людьми. Жестокие, дегенеративные типы. Последний из них — алкоголик, арестант, который сидел в тюрьме не менее десятка раз за преступления на сексуальной почве. Он был более чем жесток с нею. Мне больно об этом говорить, но побои были настолько зверскими, что, теряя разум, она покончила с собой. Разбила одно из окон в студии этого коттеджа, вынула осколок, перерезала себе вены и истекла кровью. Таково то существо, которое поработило вас. Даже очаровало. О, не отрицайте, прошу. Избавьте меня от этого. Оставьте коттедж, это все, что от вас требуется.

Дэвиду показалось, что он медленно падает навзничь, земля уходила у него из-под ног.

— Вас так обижает ее молодость? Да, она много моложе вас. И много красивей. — Обороняясь, он перешел в наступление. — Как сильна ваша ненависть. Причем к собственному чаду. Она же ваша дочь, вы бы хоть об этом подумали.

— О-о! — Его собеседница простонала, словно от боли. — Боже мой, неужели опять? Почему это мне неприятно? Мне следовало бы привыкнуть. Это происходит не в первый раз. — Она с горечью улыбнулась. — Вы, конечно, поверили ей, Дэвид? Естественно, как же иначе! Она умеет плести небылицы. Как же вы могли не поверить ей!

— Лично я все-таки допускал мысль, что вы не мать этой девушки.

Смех миссис Брентвуд прозвучал натянуто.

— Дорогой мистер Купер, Марианна — это моя сестра.

И опять земля словно поплыла у него из-под ног, а перед глазами все закачалось. Он зажмурился, чтобы побороть это чувство и не свалиться с ног перед своей гостьей.

— Мне и в голову не приходило рассказывать вам об этом, — нехотя продолжала она. — Но придется. До вас мне пришлось лишь однажды поделиться этими сведениями с посторонним человеком. Я говорю о том молодом человеке, который имел несчастье лишиться разума. Он тоже проживал в этом коттедже. К сожалению, я не смогла ему ничем помочь. Он не поверил ни одному моему слову.

— Как и я, миссис Брентвуд, должен признаться.

Возникло молчание. Лицо его собеседницы приняло такое выражение, какое бывает у человека, потерявшего всякий интерес к диспуту, в котором только что принимал горячее участие. Дэвид воспользовался наступившей паузой и перешел в наступление.

— Мне кажется подозрительным то, что вы избегаете прямых доказательств вашей правоты. Но если ваши слова правдивы, то такие доказательства должны, без сомнения, существовать. Тем более в том случае, если эта девушка является вашей сестрой. Свидетельство о смерти, например. Вырезки из газетного некролога.

— Но они и в самом деле существуют, — спокойно ответила она. — Я храню их у себя дома…

— …Где они, конечно, остаются полностью недоступными для любого человека, кроме вас самой.

Она пожала плечами. Дэвид продолжал:

— Извините, конечно, но я намерен высказать все, что думаю. Ваши доводы не могли бы убедить даже полного идиота. Вы назвали привидением женщину из плоти и крови. Женщину, чье дыхание я слышал. В конце концов, женщину, с которой я имел интимные отношения.

Ее невозмутимость поразила его.

— До чего вы все-таки невежественны, молодой человек. Но в самом деле, разве можно предполагать ваше знакомство со специальной литературой? А источники, между прочим, утверждают, что известны реальные случаи, когда появление привидения было подтверждено всеми пятью чувствами того живого существа, которому оно встретилось. — Она откровенно насмехалась. — Способность привидения дышать одним воздухом с нами или совершать половой акт не должна никого удивлять.

Дэвид пожал плечами.

— Ну разумеется. И привидения непременно надевают одежды. Обыкновенные человеческие одежды. Взбираются по ступеням лестниц и распахивают двери прежде, чем войти…

— …А также способны отбрасывать тень, поднимать предметы с пола или душить вас, — продолжила она невозмутимо. — Я имею в виду — душить людей. Без труда.

Она умоляюще сложила руки и продолжала:

— Я оставлю попытки разубедить вас. Но разве не является очевидным, даже для вас, что, имей моя сестра желание не только заставить вас поверить в то, что она живое существо, но и поверить в это самой, она бы догадалась надеть на себя что-нибудь наиболее привычное глазу. Хотя то, что вы называете одеждами, исчезает и появляется за долю секунды, повинуясь ее воле. Так же обстоит дело и с дверьми. Она может просачиваться сквозь них, как облако пара. Лестницы. Да она в мгновение ока может оказаться в любом месте, но способна и неторопливо подниматься со ступеньки на ступеньку.

Разум Дэвида метался в поисках доводов. Внезапно его осенило. Ему на ум пришло только одно возражение, но, к счастью, оно было неопровержимо.

— А что вы мне можете сказать о медальоне? Эта девушка сняла с себя медальон, настоящий медальон, который я носил в кармане чуть не сутки!

«Опять эта насмешливая улыбка», — зло подумал он.

— На французском языке это называется apport.[14] Так называют материализовавшийся предмет, способный существовать неопределенно долгое время. В данном случае была использована вещь, которая обычно хранится у меня дома. Она и сейчас там — заперта в шкатулке для драгоценностей, находящейся в бывшей комнате Марианны. — Миссис Брентвуд небрежно махнула рукой. — Вы вольны мне не верить. Наверное, полагаете, что я только сейчас все это придумала?

Она еще некоторое время смотрела на него, затем повернулась к входной двери и взялась за ручку.

— Еще одно. Можете счесть это очередной выдумкой. Вам известно, почему вы чувствуете себя безмерно уставшим? Почему испытываете боль в области солнечного сплетения? Почему происходит резкое обезвоживание организма? Объясняю, хотя мои слова покажутся вам забавными. Дело в том, что вы были использованы в качестве медиума. То тело, которое производило все описанные вами манипуляции, состоит — до последнего атома — из клеточек вашего собственного тела. Разве это не любопытно? Я вам даже больше скажу. Подсознательно вы и сами давно поняли это. Ваше тело само подсказало вам те события, что произошли с вами. Что ж, до свидания. Не скучайте.

Она исчезла, входная дверь осталась распахнутой. Порывы холодного ветра ворвались в дом, швырнули капли дождя на пол прихожей, где Дэвид стоял, не смея пошевелиться. Наконец он медленно двинулся к двери, закрыл ее, добрел до ближайшего стула, не глядя опустился на него. «Нет, это неправда, — сказал он себе. — Это какая-то ложно понятая мистика, вывернутая наизнанку логика, которая ложь называет ложью, чтоб та приняла видимость правды. Такова природа всякой лжи. Правдоподобие. Если его не будет, ложь мертва».

Ход рассуждений нарушился. Теперь он ни в чем не был уверен. Все, что он мог осознать, это тошнотворное предположение о том, что, возможно, он вступил в любовную связь с существом, вселившимся в его собственное тело. Если так, то значит ли это, что он таким образом пожинал плоды именно того, что эмоционально взращивал все эти годы — удовлетворение собственного «я» любой ценой?

«Господи, что со мной?» Он закрыл глаза и почувствовал, как горячие слезы струятся по его лицу. «Мне необходимо бежать отсюда». Сжал зубы. Надо продержаться до прихода Эллен. Она сумеет отбросить все, что с ним тут происходило. «Держись, — говорил ему внутренний голос. — Она скоро придет. Уже возвращается. Ты должен продержаться».

Дэвид резко дернулся при звуке закрывающейся двери («Неужели он заснул?») и бросил взгляд на приближающуюся Эллен. Она остановилась совсем рядом с ним. Мысли расплывались.

— Роды произошли вчера вечером, — сухо сообщила она. Он хотел что-то сказать, но жена, не слушая его, продолжала: — Все проходило очень тяжело. Состояние Линды врачи оценивают как опасное. Она все еще в больнице.

Молча, он продолжал смотреть на жену. «Да, все ясно, мы немедленно уезжаем», — решил он.

— Насколько оно опасно? — спросил он.

Эллен нахмурилась.

— Разве это так важно? — осведомилась она. — Ты еще не принял решения?

— Я просто спросил тебя, Эллен.

— Возможен смертельный исход.

Голос изменил ей. И тут он почувствовал вдруг — как он мог не заметить это сразу, — что она едва находит в себе силы не дать воли слезам. «Господи, Эл, прости ты меня. Что я за скотина такая? — выругался он мысленно. — Конечно же, мы едем». Он сидел, храня молчание, и не сводил с нее глаз. «Скажи же что-нибудь», — просил он, сам не зная, к кому обращается — к самому себе или к жене.

— Дэвид, ты едешь?

— Нет.

И жуткая паника охватила его. «Нет! Не слушай меня! Да! Конечно, я еду с тобой!»

Эллен явно растерялась.

— Ты не едешь? Но твоя дочь в больнице! Она чуть ли не при смерти!

Она смотрела на него так, будто видела впервые в жизни.

— Пошла вон отсюда! — услышал он собственный голос.

«Боже, это не я! Помогите мне! Эл! Это не я говорю!» — твердил он про себя, охваченный ужасом.

— Я не понимаю тебя, Дэвид. — Она расплакалась. — Не могу понять, что с тобой.

Он отчаянно боролся с собой, пытался вскочить с места, обнять ее, успокоить, поехать тут же в аэропорт и сегодня же оказаться дома. Он так хотел этого. И тут же услышал собственный голос:

— Не можешь понять? Обидно.

— Господи! — пролепетала она. — Что с тобой происходит?

— Тебе интересно? Изволь, объясню. — Его голос звучал непривычно низко и сочился коварством. — Сам-то я наконец стал понимать, что мне нужно. И что не нужно. Ты, во всяком случае, мне абсолютно не нужна!

«Эл, милая, это не я!» — кричал его разум.

— Мне не нужна семья! Не нужна ты! Мне не нужна вся эта скука!

Он почувствовал, как его рот растянулся в злобной ухмылке. «Помоги мне, Господи!»

— Я хочу наслаждений, — бормотал он словно в забытьи. — Непристойностей! Ты хоть знаешь, о чем я говорю? Похоть!

Неожиданно для самого себя он напружинил мускулы и вскочил со стула. Она испуганно отпрянула, страх мелькнул в глазах.

— Не понятно? Мне до смерти надоело твое бездарное, пресное обслуживание. Мне нужны женщины! Все равно сколько! Все равно какие — старые, молодые — безразлично. Хочу бесстыдства! Хочу валяться в грязи!

«Нет!» беззвучно вопил его разум.

— Хочу потаскух! Уличных шлюх! — Слова прыгали с его языка подобно пузырям. Тело конвульсивно дергалось, когда он по пятам преследовал Эллен. — Мне нужно распутство! Оргии и разврат! Грязь! Сальности! — Его голос поднялся до настоящего визга, пронзительного, отвратительного хрипа. — А ты убирайся вон отсюда! Прочь с моих глаз, пока я тебя не прикончил!

Когда он вдруг стремительно бросился на нее, Эллен отшатнулась, споткнулась и упала на ступени лестницы. До его слуха донесся глухой звук. Она ударилась головой об одну из ступеней. Вытянутые, со скрюченными пальцами руки Дэвида неудержимо ползли к ней, тянулись к ее горлу. Но внезапно он споткнулся о ее ногу и тяжело рухнул на колено, вскричав от страшной боли. И тут же смолк, ослепленный и задохнувшийся. Темнота закружилась вокруг него, и Дэвид рухнул на правый бок, сжимая колено побелевшими от напряжения пальцами. «Встань!» — скомандовал ему внутренний голос. Он поднял голову, Эллен распростерлась на ступенях, ее широко раскрытые глаза не отрывались от него, на лице застыл самый настоящий страх. «Господи, она боится меня. Она же по-настоящему боится меня!» — сообразил он и ужаснулся. Вытянул вперед дрожащую руку.

— Эллен! — Слова едва пролезали через сжатое судорогой горло. Голос звучал едва различимо и вымученно, но, слава богу, это был его голос. Он произносил слова, которые хотел произнести. — Скорей увози меня отсюда. Здесь со мной творится что-то неладное. Я перестаю владеть собой, это ужасно. Прошу, увези меня домой, — прошептал он хрипло.

Она кивнула.

«Ох, неужели это правда? Неужели она понимает меня?»

Он моргнул и постарался присмотреться к лицу жены. Да! Она и вправду медленно, неуверенно кивнула головой и стала с трудом подниматься на ноги.

— Хорошо, — отвечала Эллен. — Хорошо. — Она удивленно оглянулась на лестницу за спиной, неуверенно взмахнула рукой. — Хорошо.

Дэвид опять бессильно упал на бок, прижался щекой к холодным половицам. «Может быть, все наладится, — подумал он. — Она все поняла. Эллен сообразила, что я не мог говорить подобные вещи. Позже я все объясню ей. Позже».

Он опустил веки, уверенность и спокойствие возвращались. Расслаблялись мышцы на руках и ногах. Оцепенение овладевало им. Все страшное скоро останется позади. Он лежал совершенно неподвижно, вслушиваясь в шелест дождя за окнами. Спокойствие втекало в него мощным, широким потоком, будто солнечный свет.

«Как хорошо, — думал он, — почти полное повторение того удовольствия, которое я испытал, когда…»

Он подтянулся, пытаясь сесть. Но вдруг снова все его существо охватил безотчетный страх. «Господи, я даже не чувствую боли в колене, которая только что была такой острой». Он с трудом поднялся на ноги, выпрямился и принялся карабкаться по ступеням наверх. Нет, такого случиться не могло; этого просто не может быть.

— Эллен! — позвал он в страхе. — Эллен!

Прямо в дверях он наткнулся на ее куртку, валявшуюся на полу, и замер, глядя в комнату. Эллен полулежала на кровати, прислонясь к изголовью и тяжело дыша. Юбка была высоко поднята, блузку и лифчик она расстегнула, глаза были неестественно расширены, в них застыло упоение страстью. Сжимая руками свои груди, она извивалась на своем ложе. Дэвид, не в силах пошевелиться, следил за ней. Он видел, как она обеими руками поднесла свои груди ко рту и стала ласкать их. Языком пробегала по напрягшимся соскам, погружала в белизну тела подбородок и снова лизала себя. Глаза ее были полузакрыты, хриплое, животное ворчание клокотало в горле. Он медленно двинулся к ней через всю комнату, все еще не веря своим глазам. Подошел к кровати и застыл, не в силах шелохнуться, когда Эллен подняла на него глаза, а затем с бессмысленной, блуждающей улыбкой вернулась к своему занятию. Она облизывала и посасывала свои груди с полнейшим бесстыдством. Его присутствие не только не смущало ее, оно, казалось, было приятно ей.

— Э… Эллен…

Он испытывал не только невыносимое смущение, но и полнейшую растерянность. В жизни ему не приходилось видеть женщину, так самозабвенно удовлетворяющую свою похоть, и уж тем более собственную жену. Хотя это зрелище привело его в полнейшее замешательство и напугало, но и возбуждения подавить он не смог.

— Эллен, прошу тебя, не делай этого, — пробормотал он.

Она подняла глаза.

— Почему? Ты займешься этим сам? — спросила она и снова предалась тому же занятию.

— Эллен!

Он схватил ее руки и сильно сжал их. Она опять подняла на него взгляд.

— Убирайся от меня! — сказала она, словно выплюнула, злым, хриплым визгом.

— Эллен, что ты делаешь? Ты хоть сама понимаешь, что это такое?

Ее смех обдал его тысячью холодных игл.

— Идиот, — произнесла она спокойно. — Если есть на земле человек, который не знает, что это такое, то это ты!

Она рывком высвободила обе ладони и обхватила ими груди. Приподняв их повыше, стала разглядывать себя с жадным похотливым любопытством.

— Если имеешь тело, — последовал вдруг ее неожиданный вывод, — надо любить и ласкать его. Я говорю о настоящем теле.

Ужас проник в его сердце. Оглушенный, он молча смотрел, как она извивается в кровати, оглаживая и лаская себя в этом безумном приступе самообожания. Его губы шевелились, но ни звука не срывалось с них, слова будто толпились у него в горле. Наконец он справился с этим наваждением.

— Марианна! — Он склонился, пытаясь отыскать что-то от той женщины в лице Эллен. — Это же ты, да? Я знаю, это ты!

Женщина прислонилась головой к изголовью кровати, по ее лицу бродила непонятная улыбка, обращенная в никуда. Его чуть не затошнило от ужаса.

Она же равнодушно спросила:

— Ты о ком?

— Не надо. — Он не смог подавить приступ дрожи.

— Что это за Марианна?

— Будь ты проклята! — Дэвид почти рыдал.

Сохраняя полнейшую невозмутимость, она снова оглядела себя. Приподняла крестец, подтянула ступни ближе к лопаткам, бедра поднялись и выпятились.

— О, мое тело! — проворковала она.

— Марианна!

Она опустила ягодицы на кровать, откинула назад голову и ничуть не смущенная уставилась на него.

— Понятия не имею, кто такая эта твоя Марианна, но что-то ты не слишком сильно ее любишь.

Он готов был на коленях умолять ее.

— Не делай этого, прошу тебя! Ты можешь хоть один раз сделать то, что я прошу?

— Что ты хочешь, чтоб я не сделала?

Он плотно зажмурил глаза, конвульсивно дернулся всем телом.

— Марианна, оставь ее в покое.

— Слушай, а я, кажется, догадалась, что означают эти пять крестиков. Могу спорить, что кто-то тут ухитрился за один час пять раз трахнуться. Не веришь? Давай поспорим?

— Марианна, я прошу тебя. Всем святым прошу.

— С чего это ты так стал меня называть? — спросила она. — У твоей жены другое имя, уж я-то это знаю. Ведь я и есть твоя жена. — Она нагло улыбнулась. — Ты, помнится, говорил, что жаждешь непристойностей. Наслаждений. Так вот. Я намерена доставить тебе все эти радости. Оргии и разврат. Блуд. Грязь. Все, как ты просил. А почему бы и нет? Я тоже это люблю. К чему ненужная мораль? — Она исступленно оскалилась, ощерив зубы, и вдруг, еще раз выгнувшись и приподняв зад, сорвала с себя трусы и отбросила их в сторону. — Ты этого хочешь? Так получи! Хоть глотай! Теперь понял, что женат на шлюхе? Можешь радоваться! — Ее лицо исказилось, щеки вспыхнули, и накрашенные ногти, как окровавленные когти, впились в его руки. — Пора тебе валяться в грязи!

Дэвид отпрянул в страхе, лицо его не выражало ничего, кроме тупого непонимания. Эллен сбросила ноги с кровати и, спрыгнув с нее, оказалась рядом с ним.

— А ну, давай! Я хочу прямо сейчас!

Он сжал ее запястья, пытаясь побороть это неистовство, победить собственный ужас, который в нем вызывали ее искаженное лицо, дьявольский блеск глаз, изрыгающий похабности рот.

— Прекрати сейчас же, Эллен.

Это была не Эллен. Это Марианна, должно быть. Но он ни в чем не мог быть уверен и, борясь с нею, охваченный паникой, мечтал только о том, чтобы сломать это бешеное наваждение, вызвать поток слез, заставить ее сбросить маску. С неслабеющим упорством он вглядывался в ее лицо.

Но ничего не происходило. Лишенная возможности осилить его физически, она лила на него поток самых грязных ругательств, которые ему доводилось слышать в жизни. Это словоизвержение подавляло его, и он, растерянный, чуть ослабил хватку. Воспользовавшись этим, Эллен выдернула одну руку и вцепилась ему в лицо. Дэвид вскрикнул от боли, когда она с дикой злобой вонзила ногти ему в щеку. Боль вернула силы, и, крепко схватив ее за руки, он сжал их, стараясь вызвать у нее боль и слезы. Если это была Эллен… Но это была не она… А если все-таки она… Нет, этого не может быть… Его разум метался, неспособный принимать решения.

Вместо того чтобы разразиться потоком очистительных слез, женщина вдруг прекратила сопротивление и тяжело привалилась к нему. Он решил, что она сдается. Но внезапно ее тело начали одолевать жуткие конвульсии, она извивалась в его руках.

— Ударь меня! Ну же, ну, — бормотала она пересохшим ртом. — Разорви на мне одежду! Возьми меня силой!

Со слабым, почти лихорадочным всхлипом Дэвид отбросил ее от себя. Она поскользнулась и упала, но мгновенно перекатилась на спину, раскинула ноги и сцепила руки за головой.

— Славно, кобелек. А теперь трахни меня как следует. — Оскалившись, она теребила волосы на лобке, елозила по полу, виляя задом. — Ну, что же ты, ублюдок?

Дэвид круто повернулся и, шатаясь, чуть не падая, кинулся из комнаты. Добравшись до двери, он заметил торчавший в замке снаружи ключ и изо всех сил захлопнул за собой дверь, успев только обернуться и еще раз ужаснуться от вида ее искаженного злобой лица. Его пальцы, едва справляясь, поворачивали ключ, когда дверь внезапно затряслась, осыпаемая ударами с противоположной стороны.

— Выпусти меня отсюда, сукин сын! — визжала она. — Если ты не способен дать мне то, что нужно, то не мешай поискать кого другого! — Она молотила по двери кулаками. — Проклятый мерзавец, отвори сейчас же эту чертову дверь, скот!

Ноги у него подогнулись, и Дэвид, опустившись на колени, приник лицом к стене. Боже, боже! Что же он наделал? Если это Марианна, то, значит, он уготовил ей дорожку в тело его собственной жены, которым она теперь и владеет. Но еще хуже, если это настоящая Эллен, которую свели с ума его жестокость и подлые измены. С бессильным отвращением он тряс головой. Нет, не может быть. Так просто с ума не сходят. Ударил кулаком по полу и скривился от боли. Нет, этого не будет!

Внутри комнаты продолжала бесноваться Эллен, выкрикивая бессмысленные ругательства. Дэвид сжал зубы и медленно стал подниматься с пола. Нет, это не Эллен. Его жена не могла бы вести себя так отвратительно, он уверен в этом. Чтобы сохранить здравый смысл, ему следует не сомневаться в том, что Марианне каким-то образом удалось вселиться в тело его жены и что это она, Марианна, буйствует сейчас, как помешанная. А это означает, что на свете есть только один человек, который может ему помочь.

Вскочив на ноги, он бегом спустился с лестницы, накинул куртку и выскочил за дверь. Машина стояла рядом, ключ зажигания торчал на месте. Буквально упав на место водителя, он завел мотор, вырулил на дорогу и помчался к высокому утесу на берегу.

«Оказывается, разум может и подвести», — пришла ему в голову пугающая мысль. Инстинкт предупреждал его, что с этой женщиной, с Марианной, что-то не в порядке. Но каждый раз он отгонял эту мысль, предпочитая подчиняться «практическому мышлению», пресловутой логике, а именно она и уводила его все дальше и дальше от истины. Он болезненно поморщился, пальцы беспокойно сжимали рулевое колесо. Вот потому-то с каждым днем Марианна укрепляла свою власть над ним.

Так ли это на самом деле?

Опять логика неумолимо протестовала, борясь с непонятным. Он взял себя в руки, не желая подчиняться рутинному ходу размышлений. Надо победить эту женщину. Ту, с кем необходимо бороться, зовут Марианна, убеждал он себя.

Когда он свернул на дорогу, ведущую к вершине холма, за поворотом показался «бентли». «Какое счастье», — пробормотал Дэвид, прижал машину к обочине и подал сигнал. Пока он выжимал ручной тормоз и выключал мотор, автомобиль миссис Брентвуд остановился на противоположной стороне дороги. Выпрыгнув из машины, Дэвид захлопнул дверцу и метнулся на другую сторону по заливаемому дождем полотну дороги. Пожилая дама опустила стекло, когда он подбежал к машине.

— Вы ехали к нам в коттедж? — выпалил он, не успев отдышаться.

— Да. Я везла вам те бумаги, о которых вы спрашивали.

— Теперь это уже не важно.

— Почему вдруг? Что у вас случилось?

Он постарался взять себя в руки и говорить спокойней.

— Ваша сестра вселилась в тело моей жены, Эллен.

В глазах миссис Брентвуд вспыхнул ужас.

— О нет, — еле слышно выговорила она.

— Я разворачиваюсь, и мы вместе едем в коттедж, — тоном приказа продолжал он.

Дэвид перебежал дорогу, прыгнул в свою машину и завел мотор. Оглянулся через плечо, убедился, что на дороге нет других машин, сделал крутой разворот. Собираясь набрать скорость, он бросил взгляд на «бентли», и неясная тревога сжала его сердце. Машина миссис Брентвуд стояла, не трогаясь с места, с выключенным двигателем.

Он проехал мимо, ожидая, что она тронется следом за ним, но этого не случилось. Выключив двигатель, он опять выскочил из своей машины и побежал к ней, ничего не понимая. На этот раз стекло не опустилось и дверца не распахнулась. Пожилая дама сидела неподвижно, опустив глаза на сцепленные пальцы обеих рук, лежавших на коленях.

— Миссис Брентвуд? Что с вами? — воскликнул он.

Она не отвечала. Даже не шелохнулась. Дэвид не сводил с нее глаз, и внутренности его сжались, будто от холода. Он попытался открыть дверцу снаружи, но она не поддалась. С исказившимся лицом Дэвид обежал машину, распахнул дверцу с другой стороны и взглянул на миссис Брентвуд.

— Что с вами?

Она смотрела на него, не отвечая.

— Случилось что-то ужасное? Скажите же, миссис Брентвуд! — Он почти кричал.

Ее губы шевельнулись, но не проронили ни звука. Он почти упал на переднее сиденье и захлопнул за собой дверцу.

— Миссис Брентвуд, я жду, чтобы вы объяснились. — Он сказал это с большим спокойствием.

— Вот здесь то, о чем мы с вами говорили, — произнесла она и протянула ему ридикюль.

Он хотел сказать ей, что ему это уже безразлично, не стоит беспокоиться, но передумал. Удостовериться в чем-то конкретном будет совсем не лишним. Взял из ее руки помятый конверт, приоткрыл его, и на колени ему выпали сложенный в несколько раз бланк какого-то формуляра и несколько скрепленных вместе газетных вырезок. Все бумаги давно пожелтели от старости.

И время будто остановилось. Реальность скользнула прочь, когда он, сидя в чужой машине, под барабанную дробь дождевых капель, в сером свете ненастного дня читал сертификат о смерти Марианны Катарины Брентвуд. Нервно сглотнув, он стал перебирать вырезки, глаза выхватывали строчки заголовков: «Трагедия в коттедже», «Трагическая гибель младшей из сестер Брентвуд». Когда он быстро пробегал глазами содержание заметок, странное чувство полной неуверенности в реальности происходящего опять овладело им. Та ли Марианна, с которой он познакомился на этой неделе, упоминается на этих страничках? Может ли он быть полностью в этом уверен? С четверга он жил в таком странном мире сомнений и сверхъестественной лжи, что теперь просто запутался в этой паутине. А вырезки, которые сейчас были в его руках, лишь добавляли новые нити к сплетенным против него тенетам.

Он попытался отбросить эти сомнения. В конце концов, лишь то, что он сейчас прочитал, можно считать настоящим доказательством. Обернувшись к миссис Брентвуд, он сказал:

— Да, это убедительно. — Протянул ей все бумаги и продолжил: — А теперь нам надо ехать.

Со сводящей с ума медлительностью она принялась складывать сертификат, сунула его в конверт, затем сложила вырезки, сунула их туда же, а конверт убрала обратно в ридикюль. Щелчок замочка дамской сумочки заставил Дэвида вздрогнуть.

— Мы едем? — спросил он, не сомневаясь в ответе.

Она обернулась к нему, глубоко вздохнула и придала лицу то выражение благополучной уверенности, которое было для нее характерно. И спросила в свою очередь:

— Куда, по-вашему, «мы едем», мистер Купер?

У него от изумления даже рот приоткрылся. Несколько минут он не мог вымолвить ни слова, пока наконец, окончательно потеряв свое напускное спокойствие, не рявкнул:

— Как это «куда»? Вы разве не собираетесь поехать в коттедж вместе со мной?

Ответом ему было молчание.

— Как я понял, вы пристально изучали вопрос существования привидений. — Ему все еще требовалось определенное усилие, чтоб произнести это слово. — И очевидно, вам известно, каким образом от них можно избавиться. Наверное, существуют какие-то… э-э… ритуалы, которыми пользуются в таких случаях? Способы, так сказать, спустить их «с привязи»?

Полная отчужденность на ее лице заставила его умолкнуть, не договорив. Теперь он был напуган.

— Это не так? Я что-либо не понимаю?

Миссис Брентвуд отвернулась и едва слышно произнесла:

— Таких ритуалов не существует.

Дэвиду показалось, что чьи-то могучие руки охватили его череп и медленно сдавливают его.

— Не существует?

— Именно.

— Но они должны быть!

— В таком случае мне они не известны. — Она невозмутимо продолжала: — А теперь, если вас не затруднит, оставьте меня.

Ему показалось, что мир перевернулся.

— Но, миссис Брентвуд, в течение нескольких дней вы пытались вселить в меня опасения, страх перед Марианной. Почему теперь вы отказываетесь помочь мне?

— Вы не вняли моим предупреждениям, мистер Купер. — Она произнесла эти слова ледяным тоном. — Теперь слишком поздно.

— Слишком поздно? — Ему показалось, что он лишается дара речи, что реальный мир ускользает от него. — Вы хотите уверить меня, что…

— Я хочу уверить вас только в том, что ничего не могу для вас сделать.

От взрыва негодования все померкло в его глазах.

— Нет! Я в это не верю!

Она опустила веки и отвернулась.

— Тем не менее это так.

— А я говорю вам, что не верю! Когда мы с вами спорили, вы умели опровергнуть каждый мой аргумент! Тогда вы знали достаточно. Что же случилось с этим вашим знанием сейчас? Куда оно исчезло? Не сомневаюсь, что вам абсолютно точно известно, как можно избавиться от духа вашей умершей сестры.

— Вам не кажется, что, если бы мне это было известно, я бы давно от него избавилась?

Что-то в ее тоне, какая-то неуловимая новая нотка, заставило его взглянуть на нее повнимательней. Неясная догадка забрезжила у него в мозгу.

— Не уверен, — протянул он и снова заглянул в ее глаза. — Далеко не уверен в этом.

Но она с безразличием пожала плечами.

— Как вам угодно. Но теперь прошу оставить меня.

— Так значит, вы все-таки знаете, как это делается. Знаете, но не хотите сделать это для меня.

— Мистер Купер! — негодующе вскричала она.

— Да, теперь я понимаю. Вы не хотите от нее избавиться.

— Убирайтесь, мистер Купер!

— Разве это не так? Попробуйте сказать, что вам не известно, как можно избавиться от Марианны.

— Хорошо же! — неожиданно выкрикнула пожилая дама с маской безудержного гнева на лице. — Слушайте! Да, мне это известно. Прекрасно известно! Да, я легко могла бы от нее избавиться, но не стану этого делать! Можете считать, что вы правы. Не стану!

— Но почему?

Она сжала дрожащие губы и молча уставилась на него.

— Почему? — кричал Дэвид.

— Потому что не хочу, как вы выразились, «спускать ее с привязи»!

Дэвид даже отшатнулся, настолько велик был накал жгучей ненависти в ее голосе.

— Да, не хочу! А с какой стати мне хотеть, чтоб она успокоилась? — Теперь слова так и сыпались с ее языка. — Почему я должна уступить ей? Мне-то она когда-нибудь уступала или нет? Хоть однажды? Мне, которой в этом мире нужно было только одно — мой любимый. Да, я любила его. Терри Лоуренс был для меня единственным человеком на земле. Мы были помолвлены, собирались пожениться. Я обожала его.

Но Марианна не могла не вмешаться. Он был ей нужен, и этого было достаточно. Как будто ей не хватало остальных мужчин, которых в ее жизни было предостаточно. Нет же! Ей было необходимо отнять у меня жениха. Не только отнять, но и погубить его! Да! Погубить! Мы все знали, как он боялся воды. Панически боялся, не мог проплыть и дюжины ярдов. Но она сумела заставить его купить яхту и ходить под парусом. Под парусом! И он пошел на это, чтобы ей понравиться. Несмотря на мои предупреждения. Как я умоляла его не делать этого! Я предупреждала его об опасности. Но все напрасно. Он был ее возлюбленным, стал преданным рабом и мог делать только то, что приказывала она!

А она то и дело требовала, чтоб он выходил с ней в море, не считаясь ни с чем. Однажды она заставила его отправиться в плавание в жестокий шторм. Конечно, он не вернулся. С ней-то, разумеется, ничего не случилось, она была словно заговоренная. К тому же прекрасно плавала и добралась до берега без малейшей царапины. Думаете, она пробовала спасти его? Ни одной попытки. Пусть себе тонет. Что он для нее значил? Ровным счетом ничего. Пустяшная игрушка, живая забава, с которой можно играть сколько вздумается. И таких жертв на ее совести много.

Улыбка, появившаяся на ее лице, заставила Дэвида содрогнуться.

— И вы думаете, что я подарю ей упокоение? — продолжала она. — Могу вам, мистер Купер, сказать, что ей достанется от меня. То, что я дарю ей вот уже сорок лет. Возмездие! Вы думали, что владелец коттеджа сдает его незнакомым людям. Нет, у этого коттеджа есть только один владелец — я! И кто бы там ни пытался обосноваться, я, выждав несколько дней, даю сестре надежду, что она скоро найдет, чем поживиться. А сама вспугиваю поселившихся жильцов и велю поскорей убираться. Я разрушаю ее планы, отнимаю у нее то единственное, ради чего она тянет свое жалкое существование. Возмездие, мистер Купер, возмездие! Заслуженное наказание! И я ничего, ровным счетом ничего не сделаю для того, чтоб покончить с этим! Ничего!

— Но я прошу не ради себя, — промямлил он, потрясенный. — Понимаю, что не обо мне вы беспокоились. Вас занимает только одно — чтобы Марианна оставалась алчущей и одинокой.

— Совершенно правильно, — подтвердила миссис Брентвуд. — Именно ее одиночество и заботит меня. Только ради этого я и живу.

— А тот мужчина, который сошел с ума, живя в коттедже?

Она поджала губы. Выражение лица стало черствым.

— Он лишь получил свое. Как и вы, мистер Купер, получаете то, что заслужили.

— Но при чем здесь моя жена? — вскричал он. — Почему вы считаете, что вправе наказывать и ее тоже?

На мгновение уверенность миссис Брентвуд казалась поколебленной, но тут же снова ее лицо стало выражать только бесконечное упрямство.

— Марианна, наверное, оставит вашу жену, как только новизна ощущений начнет таять. Вселение в чужое тело тоже, знаете ли, связано с определенными лишениями.

— Когда я мог бы ожидать этого, миссис Брентвуд?

— Откуда я знаю, — угрюмо бросила она.

— Все-таки? День? Неделю?

— Я вам сказала…

— Может быть, месяц? Год? Двадцать лет?

— Возможно и так, — отрубила она.

Дэвид почувствовал, как его тело начинает дрожать от бешенства.

— А в это время? Что будет происходить в это время, вам известно, миссис Брентвуд?

Она не ответила, Дэвид окинул ее презрительным взглядом.

— Вы, кажется, однажды спросили меня о том, почему человеческие существа склонны защищать друг друга? — Не дождавшись ответа, он с отвращением покачал головой. — Каким, должно быть, идиотом вы меня считаете.

Дэвид открыл дверцу и выбрался из машины.

Когда он добежал до своей машины, гнев уже оставил его. Подавляемый страхом, он следил, как огромный «бентли» развернулся на дороге и, не торопясь, пополз вверх. Все силы словно оставили его.

— Гос-с-споди! — Он прижал дрожащие пальцы к глазам. — Господи, что же мне делать? Что делать?

Несколько коротких мгновений он постоял около двери, прислушиваясь к тому, что происходит внутри дома, затем быстро отпер ее и прошел в гостиную.

Она снова лежала на кровати, с неумеренно, едва ли не карикатурно накрашенным лицом. Стенное зеркало было снято со своего места, она поставила его в ногах кровати. Лежа на спине, Эллен сосредоточенно разглядывала свое отражение и даже не оглянулась на звук его шагов. Дэвид вынул ключ из замка и запер за собой дверь. Опустив его в карман, он направился к лежащей женщине.

Она по-прежнему не глядела на него, но теперь ее движения и сама поза стали похотливыми. Он не испытывал ничего, кроме отчаяния. Нет, Эллен не могла бы так себя вести. Но несмотря на то, что черты личности Марианны были отчетливо заметны, он ни в чем не был уверен. Паника грозила затопить его. Если это на самом деле она, Марианна, то, находясь в ловушке (а возможности Эллен были значительно меньше возможностей инфернального существа), она становится менее опасной.

Ожесточенный, он решил наступать. «Бороться с ней надо исподволь, — сказал он себе, — шаг за шагом. Итак, шаг первый — попытаться установить ее личность».

— Марианна?

Она продолжала разглядывать свое отражение в зеркале, ее руки обегали ласкающими движениями все изгибы тела. Это были томные, долгие ласки. В Дэвиде проснулся гнев. Он не может звать эту женщину Эллен. Ясно, что как раз этого она и добивается.

— Ты могла бы хоть посмотреть на меня.

Ее взгляд медленно скользнул к нему.

— Предположим, я смотрю. — Уголки рта чуть приподнялись, словно она пыталась удержать улыбку. — Итак, ты явился.

«Действовать надо, возбуждая ее сексуально», — пришла догадка. Но тут он снова испытал приступ страха. Не может ли это инфернальное существо читать его мысли? Кажется, нет. По крайней мере, сейчас она явно на это не способна. Он попытался выдавить из себя улыбку и продолжал:

— А почему бы и мне не посмотреть на тебя?

Ее ответная улыбка вызвала в нем удовлетворение. Какой-то плацдарм был завоеван.

— Точно, — ответила она. — Почему бы тебе и не смотреть? Я все-таки твоя жена.

Дэвид предпочел не заострять на этом внимание. Она играет с ним, это ясно. Он не должен позволить себе поддаться приступу гнева, потерять выдержку. Сейчас она на девятнадцать лет старше той Марианны, которую он узнал, и он должен этим воспользоваться. Он был даже рад, что она так сильно загримировалась, поскольку ее внешность до того изменилась, что ему теперь не приходилось все время напоминать себе, что перед ним не Эллен.

Он стал заинтересованно следить за движениями руки женщины, особенно ее среднего пальца.

— Что? Нравится? — спросила она.

— Мгм…

Мышцы у него судорожно напряглись. «Полегче. Полегче».

— Хочешь тоже?

Он осторожно перевел дух.

— Может быть.

— В таком случае раздевайся.

Он не пошевелился, и она усмехнулась:

— Ты чего-то боишься? Уж не меня ли, своей жены?

«Если бы ты была моей женой, то уже ехала бы сейчас к нашей дочери». Эта мысль вызвала в нем негодование. Но он принудил себя сдержать всплеск злости, ибо глаза ее внимательно за ним наблюдали.

— Что? Раздумал?

— Нет.

— Ну так решайся поскорей. Или давай сюда ключи от машины. Ты не один на свете, я найду с кем развлечься.

Дэвид вздрогнул.

— Может, спустимся в студию? — предложил он.

— Куда?

— В мастерскую. Кажется, нам было там неплохо, помнишь?

Но волна безнадежности уже затапливала его. «Что из этого может выйти?» Он продолжал следить, как она садится на кровати и улыбается.

— Если настаиваешь, дорогой.

И тут улыбка с ее лица исчезла, будто ее стерли.

— Сегодня тебе придется хорошенько постараться. Она сбросила ноги с матраца, встала. Он обнял ее за плечи, когда она прижалась к нему. Тут же ее дыхание участилось, и она принялась влажно покусывать его ухо.

— Может, не стоит ждать? — спросила она.

— Нет, в студии будет лучше.

«Только бы не дрожал мой голос».

— Чем же? — В ее голосе появился поддразнивающий тон.

— Я тебе там скажу.

— Скажи сейчас. — Она потерлась о него. — А еще лучше — покажи.

Опять его охватила безнадежность. Где взять силы? Он резко отодвинулся от нее, подошел к прикроватному столику и выдвинул ящик. Коробочка с благовониями все еще лежала там.

— Можно будет зажечь вот это. — Дэвид старался говорить взволнованным голосом.

Он пристально глянул в лицо женщины, заинтересованный ее реакцией.

— Что это?

«Тебе это, черт возьми, известно!» — чуть не выкрикнул он и отвел глаза в сторону, чтобы себя не выдать.

— Ты разве забыла?

Она взяла коробочку из его рук и прочла надпись: «Amour Exotica».

— Ты согласна?

Она равнодушно пожала плечами.

— Зажигай.

Только не показать разочарования. Разыгрывая недоумение, он стал оглядываться по сторонам.

— Не знаешь, где эта штука?

— Какая еще штука?

— Ну, горелка для благовоний.

— Ох!

Если бы удалось заманить ее в ловушку, доказать, что она отлично знакома с этими благовониями. Он обернулся к женщине.

— Может, поищем вместе?

Ее усмешка ясно показывала, что она прекрасно понимает, что за игра ведется. Дэвид чуть было не вспылил, но вовремя сдержался. Может, ей и вправду незнакомы эти благовония. Он не должен дать сбить себя с толку.

— Надо везде посмотреть.

Уже пустившись на поиски, он продолжал краем глаза наблюдать за ее поведением, пытаясь убедить себя в том, что делает что-то важное. Мысленно вздрогнул, когда она приподняла кожаный верх сиденья около окна, заглянула внутрь и сказала:

— Здесь нет.

Голос ее был полон безразличия, и Дэвид понял, что шансов почти нет, если не удастся заинтересовать ее посильней. Проблема не так проста. Он старался не выдать своей озабоченности и медленно обходил гостиную, заглядывая в самые разные места. Приподнял сиденье около второго окна и с ужасом понял, что побежден. Горелка для розжига благовоний была тут. Невольно скривившись, он достал ее.

— Рада, что ты ее нашел.

Он с довольным видом кивнул и сказал:

— Теперь пошли в студию.

— Ты в самом деле хочешь?

По ее тону чувствовалось, что в данный момент ей это было безразлично.

«Только вызвав в ней похоть и страсть, я смогу, возможно, чего-нибудь добиться», — решительно подумал он. Когда тело возбуждено, разум слабеет и оказывается уязвимым. «Уж я-то это знаю», — с горечью добавил он про себя, а затем приблизился к ней и обнял.

— Еще как хочу, — произнес он.

Крепко поцеловав ее в губы, он прижался к ней и стал слегка тереться. И тут новое опасение неожиданно вспыхнуло в его мозгу. Что, если его разум ослабеет и окажется уязвимым? Он прислушался к себе, к ощущениям, бродившим в его теле. Прильнул щекой к ее лицу, крепче обнял, заставляя себя верить, что рядом с ним действительно Эллен, что это ее тело он сжимает сейчас в своих объятиях.

— Ты мне делаешь больно, — огрызнулась она.

Он отпустил ее и заглянул в лицо. «Господи, я же ничего не хочу», — с ужасом признался он себе.

— Не думаю, что ты окажешься на что-нибудь способен. — Она с отвращением смотрела прямо ему в глаза. — Дай ключи от машины, я лучше уж сама обеспечу себя всем необходимым.

Он окаменел от злости.

— Либо я, либо никто, — раздельно произнес он. — Никуда я тебя не выпущу.

Мгновение он ожидал, что вот сейчас она кинется на него, и приготовился к этой атаке.

Но ничего такого не случилось. Вместо этого она, к его удивлению, лишь бросила в его сторону недовольный взгляд и надула губы.

— Ну так пошевеливайся. Делай хоть что-нибудь.

Он с облегчением выдохнул, обхватил ее плечи и повлек по направлению к двери.

— Пойдем вниз, — пригласил он ее.

Она не ответила. «Все, тупик», — испуганно подумал Дэвид. Стоит ему почувствовать настоящее желание, пусть даже оно будет продиктовано необходимостью должным образом возбудить ее, как он потеряет контроль над собой и ничего не добьется. Если же он будет продолжать держать себя в руках, то она останется хозяйкой положения. Опять ему приходилось бороться с отчаянием. Но нельзя сдаться так просто. В голову пришла мысль обратиться к помощи священника, но вряд ли тот сумеет помочь. К тому же он не решился бы оставить ее еще раз одну, без присмотра. Еще менее того он был готов взять ее с собой, из страха, что она сумеет сбежать и исчезнет навсегда. Итак, выбора не было. Он должен делать то, что необходимо: прокладывать дорогу независимо от обстоятельств, сохраняя надежду на то, что они все-таки сложатся благоприятным для него образом.

— Ты будто замерзаешь, — нежно сказал он.

— Ничуть.

— Надела бы что-нибудь. Накинь хоть халат на плечи.

Ухмылка, которую она обратила к нему, и ее вульгарно раскрашенное лицо по-настоящему пугали его. Она почти теряла сходство с живым существом, теплым и отзывчивым, и казалась какой-то жуткой карикатурой на женщину. Пришлось отвести глаза. Он направился к двери, отпер ее, пытаясь вернуть себе самообладание. Он должен продолжать свое дело. Ради Эллен, его жены. Другого выхода нет.

— Ты даже забыла, как надо накладывать на лицо макияж, — обернулся он к ней на ходу.

— И что из этого?

— Нет, ничего.

Ее губы сжались в струнку, налицо явилась мстительная усмешка.

— Если тебе это не нравится, учти, что есть и другие. Не все так разборчивы, как ты.

И тут в первый раз с тех пор, как он, вернувшись в коттедж, обнаружил ее в спальне, Дэвид ощутил тень уверенности в правильности своих действий. Кажется, у него есть средство против этого существа. Он и сам пока не знал точно, что это за средство, но эта мысль придала ему силы, и он решил, что воспользуется ей позднее.

— Не будь такой строптивицей, — прошептал он и повлек ее за собой на лестничную площадку.

Когда они стали спускаться по ступеням, он положил руку ей на грудь и с радостью увидел ответную реакцию — ее глаза полузакрылись, губы чуть вздулись.

— Нравится?

— Не хочу больше ждать, — хрипло проворчала она.

— Но там нам будет получше.

— Ах ты мерзавец! — Она посмотрела ему в глаза.

Он попытался не показывать, что появилась надежда. Улыбнулся и снова поцеловал ее в губы.

— Что за манера ругаться с человеком, который так любит тебя, — с притворной игривостью прошептал он.

— На что мне твоя любовь, не скажешь?

— Да, любовь тебе ни к чему. — Он нервно сглотнул.

— Да и тебе тоже эти слюни не нужны.

— Мне? Не нужны? — Он искренно недоумевал. — Что ж мне тогда нужно?

— Трахаться!

— А! Ну да. Ты права.

Он поплотнее сжал ладонью ее грудь и услышал, как пресеклось ее дыхание. Вдруг она резко остановилась, забросила руки ему за плечи, жадно прижалась ртом к его рту. Он едва успел уцепиться за перила, чтоб удержаться и не упасть, когда она всем телом навалилась на него.

— Давай здесь, — хрипло проговорила она, — прямо на ступенях.

Но он был настойчив.

— Только в студии. — И сжал зубы.

Высвободившись рывком, она схватила его за руку и чуть ли не потащила вниз по ступеням к площадке, на которой находилась дверь в студию. Распахнула ее пинком и поволокла его в комнату.

«Я будто оказался внутри барабана», — мелькнула у него неожиданная мысль. Дождь стучал по окнам, по крыше; он стучал так громко, что даже заглушал шум прибоя. Вокруг Дэвида все подчинялось ритму струй ливня. Воздух был насыщен влагой и казался промозгло холодным.

— Ты не заболеешь? — участливо поинтересовался он.

— Не беспокойся.

Она тащила его к кушетке, а он со внезапным страхом пытался понять, насколько глубоко она связана с телом его жены. Что, если она, не испытывая ни малейшего дискомфорта от царящего здесь холода, доведет Эллен до болезни? Но эти заботы пришлось немедленно выбросить из головы, так как она уже подталкивала его к краю кушетки. Неожиданно перед ним возник образ его дочери. «Вдруг она уже умирает», — мелькнула страшная мысль, но он отбросил ее. «Только один этап за раз. Делать все постепенно!» Только так у него может что-нибудь получиться.

— Я распахну шторы, — пробормотала она и, бросив его, подошла к окну и потянула за одно из полотен. Комната в то же мгновение оказалась залитой сумрачным серым светом ненастного дня; светом, образовавшим на стенах и на полу неровный орнамент бегущих серых теней. Женщина вернулась к нему, снова схватила за руку и рывком усадила на кушетку.

Дэвид высвободил руку и показал ей коробочку с благовониями:

— А про это ты не забыла?

— К черту твои глупости! — Она ударила его по ладони, но он успел сжать пальцы и коробка не выпала из его руки. — Имей в виду, что я хочу этого, и я это получу.

Неистовая злоба в ее голосе ужаснула его, но он постарался взять себя в руки и не поддаваться на угрозы.

— Но это тоже нужно делать как следует, — заметил он благоразумно. — Я думал, что благовония должны тебе очень понравиться.

Она не отозвалась, и Дэвид, всей спиной чувствуя ее нарастающее бешенство, наклонился к полу, поставил на него горелку и вставил в нее одну из сморщенных палочек. Вынул из кармана спички, чиркнул одной и поднес к кончику палочки. Когда первые струйки дымка добрались до его ноздрей, он чуть не задохнулся. Это был тот самый тяжелый мускусный запах, который он всегда ощущал, когда рядом с ним была Марианна.

Он быстро обернулся к ней. В сумрачном освещении комнаты это существо казалось ему огромной, страшной, неживой куклой.

— Я хочу кое-что сказать тебе, Э… Эллен, — с трудом начал он.

Ее глаза сузились.

— У меня была связь с одной женщиной. Говорить было трудно. — Я говорю о той самой Марианне. Помнишь, у нас с тобой был о ней разговор однажды? Это случилось здесь, на этой самой кушетке.

Она продолжала смотреть на него в упор, но теперь в ее глазах появились странное смущение и неуверенность.

— Тебе это не будет противно? Ну, я о том, что ты сейчас сидишь на том самом месте, на котором я изменил тебе? Не станешь возражать?

— С чего это я стану возражать?

— Я спрашиваю, тебе это не противно?

— Нет! — закричала она. — Конечно нет!

— Можно я буду продолжать с ней иногда встречаться? Ты ведь не будешь, наверное, возражать против этого? Правда не будешь?

Она поморщилась, но явно испытывала растерянность, не зная, как реагировать на его слова.

— Сказала тебе — нет! Не буду!

Он взорвался:

— Разумеется, не будешь! Против чего тебе возражать? Ты же не моя жена.

Ее лицо исказилось ненавистью.

— Ты грязный ублюдок!

Дэвид опрокинул ее на спину, она тщетно пыталась высвободиться.

— Ты выдала себя, сучка. — Он старался принять издевательский, уверенный тон. — Надеюсь, ты не настолько глупа, чтоб продолжать прикидываться моей женой. У тебя ничего из этого не получается и не получится.

Он внимательно следил за изменениями ее лица, стараясь понять, что ему угрожает. И тут его гнев внезапно растаял.

— Что ты такое говоришь? — Она уже улыбалась. — Но кто же тогда твоя жена? Конечно, это я. И я ведь люблю тебя.

Дэвиду ничего не оставалось делать, как смотреть на нее в беспомощном отупении. Полная неудача. Он ничего не добился. Пока она будет утверждать, что она Эллен, он ни в чем не сможет быть уверен. Ровным счетом ни в чем. Эта осечка потрясла его.

— Так поэтому ты заставил меня спуститься в студию? — спросила она. — Чтобы сообщить мне, что я не твоя жена? — Она презрительно фыркнула. — Ты просто законченный идиот.

Нет, он не должен падать духом. В отчаянии Дэвид сел рядом с ней и взял ее за руку. Она с отвращением ее отдернула.

— Послушай меня, — начал он.

— Не желаю ничего слушать. Не обязана.

Она попыталась встать, но он схватил ее за запястье.

— Ты никуда отсюда не уйдешь. Можешь ты хоть выслушать меня, все равно тебе отсюда не выйти!

Ее усмешка стала презрительной.

— И что ты намерен теперь делать? Прикуешь меня к стенке?

— Не важно. Но из этого дома ты не выйдешь.

— Ты сломаешь мне запястье, если не отпустишь.

«Кажется, она сказала „ее запястье“, или это мне только почудилось?» — мелькнула у него мысль. Он немного ослабил хватку, но руки ее не отпускал.

— А теперь слушай меня внимательно.

— Слушаю. — Она зевнула и уставилась в окно.

— Я прекрасно знаю, что на самом деле ты — Марианна.

— Гм.

— И так же прекрасно я знаю, насколько для тебя важно обладать чьим-то живым телом. Имея его, ты имеешь возможность наслаждаться. — Он протянул к ней свободную руку и повернул ее голову так, чтобы смотреть ей в глаза. — Слушай меня.

— Ну слушаю, слушаю.

— Это ведь действительно замечательная вещь — иметь свое собственное тело. Но еще замечательней иметь душу и разум, которыми ты и владеешь и которыми рискуешь каждую минуту, пока остаешься в этом доме, в теле моей жены.

Он небрежно поднял ее руку.

— Это не твое. — Он потряс этой рукой перед ее глазами. — Это не твое тело, и ты сама это знаешь лучше меня. Это тело принадлежит другому существу. Ты мертва, Марианна. Ты можешь лгать и изворачиваться сколько хочешь, но ты знаешь, что ты мертва. И сама делаешь из себя посмешище, утверждая, что принадлежишь к миру живых. Так вот, ради спасения твоей души, прошу — освободи тело моей жены. Освободи от себя этот мир. Ты здесь никому не нужна. Ты не принадлежишь к нему.

— Заткнись! — закричала она. — Заткнись! Заткнись!

— Я говорю тебе чистую правду, Мариа…

— А я говорю тебе: заткнись!

Дэвид весь дрожал от еле сдерживаемого волнения. Он должен победить.

— Так оставишь ты ее или нет? — продолжал он настойчиво. — Тебе все равно придется сделать это. Ты же не можешь оставаться в ее теле вечно.

Несмотря на обуревавшую ее бешеную злобу, женщина нашла в себе силы улыбнуться.

— По-моему, ты сходишь с ума, дорогой. Что ты тут несешь? Что за ерунду я, твоя жена, должна выслушивать?

Дэвид окаменел от гнева.

— Ладно, — прошипел он. — Тогда ты получишь то, что заслуживаешь. — Он сильней сжал ее запястье, так что даже косточки хрустнули. — А теперь слушай и постарайся понять. Мне прекрасно известно, что тебе нужно. Для тебя это тело всего лишь инструмент для наслаждения. Ну что ж, у меня для тебя плохие новости, Марианна.

— Меня зовут Эллен.

— А я говорю — Марианна! — Теперь он кричал. — Тебе не удастся использовать его в своих целях. Я буду следить за тобой каждую секунду, каждую секунду буду держать тебя связанной, а ночью, когда все будут спать, я буду накачивать тебя наркотиками. И это тело не узнает ни одного мужчины, поняла? Ты поняла меня, Марианна? Ни одного! Никогда! Тебе даже прикоснуться ни к кому не удастся!

По выражению ее лица он понял, что сумел напугать ее, и, не давая ей ответить, продолжал:

— Так что тебе лучше распрощаться с телом моей жены, Марианна. И распрощаться навсегда. Если ты этого не сделаешь, я превращу твою жизнь в кромешный ад. Раньше ты могла распоряжаться этим домом, по крайней мере. Могла обитать около него. Выжидать. И если тут кто-либо появлялся, я говорю, конечно, о мужчинах, ты могла взять свое. Но теперь с этим покончено, Марианна. Покончено, говорю тебе. Потому что раньше ты боялась только своей сестры, теперь ты получила более опасного врага. Теперь твой главный враг — я. И я остаюсь недосягаемым для тебя, в то время как ты полностью в моей власти. Оказавшись в этом теле, ты оказалась в тюрьме, Марианна. И тебе не выйти из нее. Я твой страж. Ты приговорена к одиночному заключению, и это навсегда. Это уж я тебе обещаю. Так что тебя ждет вечная агония без помилования. Только бесконечная агония и больше ничего.

Он замолчал, не договорив, когда увидел, что голова женщины вдруг поникла. Она стала падать, и он едва успел подхватить ее. Его охватил страх, не позволяющий рассуждать.

— Что? Что с тобой такое?

Дэвид в полном ужасе смотрел на нее, не зная, что делать. Вздрогнул, когда она неожиданно привалилась к нему. Дрожащими пальцами приподнял подбородок и увидел, что глаза ее закатились, нижняя челюсть отвисла. Вскрикнув от ужаса, он прижал ладонь к ее сердцу и с облегчением, которое тут же сменилось страхом, почувствовал его биение.

Он уложил ее на спину и вскочил на ноги. С нервной, суетливой торопливостью приподнял ее ступни, уложил на кушетку ноги. Склонившись, стал укладывать поудобнее ее тело, пока оно не оказалось в горизонтальном положении. Схватил одеяло и поскорей набросил его поверх, стараясь согреть ее.

Он как раз усаживался с нею рядом, чтобы растирать ее ладони, когда она вдруг широко раскрыла глаза. Мгновение смотрела на него и, разрыдавшись, рывком приподнялась и бросилась ему на грудь.

— Дэвид!

Он не шевелился, пораженный этой новой неожиданностью. Осторожно пробежал пальцами по ее щеке.

— Эллен? Это ты?

— Я.

— О!.. — Он судорожно прижал к себе тело жены, и стон облегчения вырвался из его сердца. — Эллен! Дорогая!

— Дэвид!

Он покрывал поцелуями ее лицо, губы, шею.

— О господи! Благодарю тебя!

— Что тут случилось? Я заснула, что ли?

Он колебался лишь одно мгновение.

— Да. Ты заснула. Ну, немножко больше, чем заснула, но я тебе потом расскажу. А сейчас нам нужно отсюда убираться как можно скорей.

Она поморщилась.

— Ох, я так ужасно себя чувствую. Страшная слабость.

— Ничего удивительного.

— Что?

— Я… — Он слабо улыбнулся. — Это длинная история, Эл, очень длинная. — Он провел тыльной стороной ладони по своей щеке. Рука стала влажной. — Пойдем из этого дома, я все расскажу тебе в самолете.

— Помоги мне, Дэвид.

— Конечно, конечно. — Он обнял ее и посильней прижал к себе, будто собираясь защитить от всех мыслимых опасностей. — До чего же я рад, что ты опять со мной, Эл. До чего же я рад!

— Опять с тобой? — недоумевающе переспросила она. — Но где же я была?

У него вырвался из горла не то смешок, не то стон. Перспектива все рассказывать жене была не из приятных.

— Я непременно все расскажу тебе, любимая. Только чуть попозже. Сейчас у меня на это просто нет сил, поверь. Нисколечко.

— Хорошо, я понимаю. — Она прижала ладони к его предплечьям, слегка помассировала их. — Договорились. — И тут же сильно вздрогнула сама. — Ох, до чего я тут замерзла.

— Знаю.

Эллен оглянулась по сторонам, и удивление отразилось на ее лице.

— Почему мы в этой комнате?

— Это как раз часть той истории, что я тебе расскажу. И это очень странное происшествие, ты даже вряд ли мне поверишь, Эл.

Она опять вздрогнула, на этот раз сильней.

— До чего же тут холодно! — Эллен сжалась в комочек и тут же смутилась, почувствовав, что не одета. — Где моя одежда? — сконфуженно ежась, спросила она у Дэвида.

— Давай я помогу тебе одеться.

Она стала было выбираться из-под одеяла, но опять бессильно сникла.

— Ну совсем не могу встать. Такая ужасная слабость. — Зубы у нее застучали. — И холод страшный. — Она умоляюще взглянула на мужа. — Приляг рядом со мной, Дэвид, пожалуйста. Можешь?

— Да-да, конечно, дорогая.

И он торопливо лег поближе к ней, натянул на них обоих одеяло. Она со стоном прижалась к нему, обхватив его обеими руками. Ему пришлось даже поморщиться.

— До чего ты холодная.

Продолжая дрожать, она все прижималась к нему, он повернулся и заглянул ей в лицо. Ее правая нога скользнула под него, руки сжимали все сильней и сильней.

— Какой ты теплый, — проговорила она.

— О Эл! — Он жадно обнял ее, закрыл глаза, прижался щекой к ее лицу. «Слава богу, — подумал он. — Этот кошмар закончился. Теперь мы поедем домой, увидим Марка, Линду…»

Воспоминания о детях ударили его словно током.

— Нам нужно ехать.

Она смотрела на него, улыбаясь.

— Эллен?

— Что, дорогой?

— Нас ждут дела.

— Конечно, дорогой. — Она нежно поцеловала его теплыми губами.

— Что?

— Пока мы не уехали…

— И что?

— Ты не хотел бы?.. Ты любишь меня?

Что-то в ее тоне заставило его похолодеть. Он испытующе заглянул в ее глаза. Это странное ощущение, как будто что-то ползает по его черепу…

— Что с тобой?

Он не мог вымолвить ни слова.

— Ты не хочешь?

— Заняться любовью? Ты об этом?

— Да-а. Пожалуйста.

Ярость захлестнула его, словно поток ледяной воды. Он отпрянул назад, почувствовав, как стянуло на лице кожу, как покрыла его лицо бледность.

— Дэвид, что с тобой?

— И не мечтай больше о маскараде. — Голос его звучал угрожающе, хрипло.

— О каком маскараде?

Дэвид вскочил на ноги и уставился на женщину обвиняющим взглядом.

— Ты жалкая сука, — прошипел он.

— Я тебя не понимаю.

— А ну прекрати, Марианна!

— Ч-что?

— С этим покончено. Отстань от меня! Мне известно, кто ты.

— Дэвид, что с тобой?

— Ничего, не считая того, что я последний идиот. Самый распоследний доверчивый идиот, вот кто, — огрызнулся он. Злость до такой степени овладела им, что он готов был ее ударить. — Следовало бы догадаться, что так просто ты не сдашься. Но и тебе кое-что следовало бы иметь в виду — не настолько ты умна, чтоб выиграть этот раунд.

— Дэвид…

— Замолчи, черт тебя подери! Меня на это больше не купишь, поняла? Так что советую не заходить слишком далеко. А за тобой это водится. Ты и в самом деле решила, что моя жена будет тащить меня в постель, когда наша дочь находится в смертельной опасности? — Его даже передернуло от отвращения. — «Дэвид, ты не хочешь? Дэвид, давай займемся любовью». Ты даже нормальных слов про любовь не знаешь.

Она молчала, не делая попытки отвечать.

— Ты и твоя великая любовь к Терри Лоуренсу, — продолжал он насмехаться. — Да что тебе известно про любовь? У тебя на уме только плотские утехи, вот и все. Что ты про нее знаешь?! — Он сел и снова поймал ее запястье. — Ладно. Будем считать, что ничего не изменилось. Сейчас мы отправимся домой, а там уж я позабочусь о том, чтоб ты и день и ночь была под замком.

Она судорожно глотнула воздух.

— Ох, что ты говоришь.

— Что слышишь. Вздыхай не вздыхай, но шансов у тебя ни малейших, Марианна.

— Может, у меня что и выйдет.

— Ты о чем, Марианна?

— О том, что я Эллен, твоя жена Эллен. — Она спокойно улыбнулась. — Что тебе мешает привязать меня, например, к этой кушетке?

— А ты думаешь, что ты так все время и будешь пытаться сбежать от меня?

Она промолчала, и он кивнул.

— Может, так оно и есть. Кажется, мне следует изменить план, придумать что-либо другое.

Ее улыбка испарилась в то же мгновение, и она подозрительно уставилась ему в глаза.

— Пожалуй, будет лучше, если я упрячу тебя за решетку, — произнес он.

Она начала что-то говорить, но он оборвал ее.

— Можешь не сомневаться, это не составит большого труда. Множество людей в Лос-Анджелесе были знакомы с моей женой, и ее поведение можно считать вполне предсказуемым. Так что, когда там появишься ты… — Он, с сожалением глядя на нее, покачал головой. — Тебе и за сотню лет не убедить их в том, что ты — Эллен. Да они просто в очередь выстроятся, чтоб дать против тебя показания.

Дэвид покрепче сжал ее руку.

— А ты знаешь, что это такое — оказаться за решеткой? Позволь, уж расскажу тебе про это, Марианна. Там тебя будут стеречь всерьез, они не дилетанты вроде меня. Я-то могу рано или поздно допустить какой-нибудь промах, например засну не вовремя, упущу что-нибудь важное, и тебе удастся сбежать. Но не оттуда, цыпочка. В этих заведениях целые толпы охранников стерегут заключенных день и ночь. Я, например, могу рассказать им, что ты способна на самоубийство или имеешь склонность к агрессивному поведению. Тут уж они тебя могут обрядить в смирительную рубашку, а не то что просто под замок посадят. А решетки на окнах? И можешь мне поверить, мужчин там не окажется. Я об этом позабочусь. Стоит только сообщить им, что ты имеешь отклонения на сексуальной почве, как ты вообще в жизни больше не увидишь ни одного мужчины. — Он наклонился к ней пониже. — Вместо этого тебя ждет шоковая терапия, голубушка. Ледяные ванны, например. Допросы и осмотры чуть не каждый день. Тебе это не слишком понравится, Марианна. Скорее, даже совсем не понравится.

Но с другой стороны, что случится, если ты оставишь тело моей жены в покое? Я отвожу ее домой, а ты остаешься здесь. И все идет, как прежде. Мне нет дела до спасения твоей души, я бы и цента не дал на это спасение. По мне, так вполне можешь торчать в этом коттедже хоть еще сто лет. Твоя сестра столько не проживет, верно? А когда ее не станет, вообще никому не будет дела до тебя и твоих похождений. Сможешь делать все, что захочешь.

Он сделал паузу. Затем притворился, что терпение у него закончилось.

— Решайся побыстрей. Времени у меня в обрез. Выбор за тобой: или этот дом и полная свобода, или останешься взаперти до конца своих дней.

Она сильно вздрогнула. «Я, кажется, победил!» — мелькнуло у него в голове.

— Ну, решилась?

Беспечная улыбка на ее лице стала для него ударом, и он не смог скрыть своего полнейшего разочарования.

— Что тебе сказать? — заговорила она спокойно и пожала плечами. — Если это то, что ты назвал «другим планом», то я не могу помешать тебе в его осуществлении. Можешь посадить свою жену под замок, упрятать в тюрьму, надеть на нее смирительную рубашку, установить решетки в окнах. Пожалуйста. Мне не хочется мешать тебе в этом.

— Марианна…

— Я тебе никакая не Марианна. Дорогой, ты делаешь одну и ту же ошибку. Меня зовут Эллен, это мое имя, имя твоей жены. — Страдальческое выражение на ее лице сменило насмешку. — Собираешься держать меня взаперти? Тебе это не удастся.

Он чувствовал, как его начала колотить нервная дрожь, но не мог унять ее. Она побила его по всем статьям. Она, конечно, ни на минуту не усомнилась в том, что он не упрячет за решетку собственную жену. Все эти угрозы были бессмысленны.

«Господи, да должен же быть какой-нибудь способ избавиться от этой твари?» — с безысходным отчаянием думал он.

— Что, дорогой? О чем ты думаешь?

— Ладно, я не стану помещать тебя в тюрьму.

— Да ну? — В ее взгляде читалась насмешливое сочувствие. — Очень мило. Удачная мысль!

— Прежняя тоже была неплоха.

— Ты про что? Когда ты хотел просто держать меня под замком, да? Могу сказать, что тоже интересная идея. Держать меня в чулане целыми днями, а на ночь вводить наркотики. Но тут есть некоторые недостатки. Ты о них сам уже говорил. Твои промахи. Заснешь не вовремя. Упустишь что-либо важное. И я обязательно от тебя сбегу. Укачу в Порт-Джефферсон. А еще лучше прямо в Нью-Йорк.

— Зачем?

— Как «зачем»? Ох, Дэвид, какой ты наивный. Загляну в любой бар, подцеплю там кого-нибудь. Лучше сразу двоих, чтоб не возиться. Мне это давно нравится. — Она высунула кончик язычка и поддразнила его. — Узнаешь собственные уроки? Ведь это ты меня этому учил. Теперь твоя Эллен намерена узнать сладость жизни. К черту тебя, крошка Дэвид.

— Значит, Порт-Джефферсон или Нью-Йорк?

— Валяй, привяжи меня к этой кушетке. Запри в чулан. Вводи наркотики.

«Порт-Джефферсон, Нью-Йорк, вот что она задумала», — сказал он себе.

— Не сомневайся, я так и сделаю. — И, взглянув ей в лицо, он понял, что надо делать. — Да, сделаю. Только не здесь.

Дэвид спешно поднялся на ноги и повлек ее к выходу из комнаты.

— Что ты надумал? Что ты делаешь? — Застигнутая врасплох, она голосом выдала тревогу. — Что ты делаешь? — Она изо всех сил упиралась.

— Отвезу тебя домой, что еще?

Она застыла как вкопанная.

— Что?

— А что тебя удивляет? Конечно отвезу. Что тут непонятного? — Он услышал, как скользят по полу ее босые ноги, которыми она пыталась упираться. — Я ведь так и сказал тебе.

— Но ты не можешь тянуть меня силой!

— Еще как могу! Мне просто необходимо вытащить тебя из этого дома.

Ее рывок к нему был настолько стремительным, что он не мог отразить удар. Свободной рукой она со всей силы ударила его по щеке. Он ослабил хватку, стены закружились перед глазами, свет померк. И в то же мгновение он услышал ее крик:

— Отпусти меня немедленно!

Дэвид кинулся на этот голос и ударил ее. Она чуть не упала навзничь.

— Не нравится? — вопил он. — Боишься уехать отсюда?

Она опять попыталась ударить его. Но в этот раз он сумел защититься левой рукой, поморщился, почувствовав нешуточную силу удара. Женщина зашипела от злости и затрясла рукой. Он опять ударил ее в лицо. С криком боли она метнулась в сторону. Дэвид рванул ее обратно с такой силой, что голова женщины запрокинулась. И снова поволок ее к двери.

— Посмотрим, что ты из себя представляешь примерно в сотне миль отсюда, — издевательски цедил он сквозь зубы. — А в тысяче миль? А в двух?

Теперь она нанесла ему удар всем корпусом; лицо ее было искажено и болью, и бешенством. С ним сражался маньяк: царапался, бил ногами, кусался, не разбирая, молотил кулаками — сражался, обуреваемый сумасшедшей ненавистью. Дэвид отчаянно сопротивлялся. Наконец ему удалось схватить ее правую руку, заломить за спину, и женщина затихла.

— Марианна, это ты? Отвечай.

— Отстань от меня.

— Нет, отвечай.

— Будь ты проклят!

— Марианна?

Он сильней заломил ей руку. Это тело Эллен, но он должен так поступить. Послышался крик боли.

— Не смей причинять мне боль, выродок!

— Говори, кто ты!

Она сцепила зубы и стала вырываться.

— Ладно. — Он снова поволок ее к двери. — Дома разберемся.

Она резко отпрыгнула, издала вопль и продолжала кричать все громче и громче, пока крик этот не превратился в оглушительный визг. Дэвид заставил себя не обращать на него внимания и продолжал тащить ее. Теперь она были почти у двери.

— Нет! — визжала она. — Я не уеду отсюда!

— Ты Марианна? Отвечай!

— Не уеду!

— Отвечай, кто ты! Марианна?

— Да! Да! Да! — проорала она, и он остановился на месте. «Слава богу! Наконец!» — подумал он.

— Отстань от меня сию же минуту. — Теперь она говорила почти спокойно.

Он чуть ослабил хватку, но руки ее все-таки не выпускал.

— А ты отстань от моей жены.

— Не могу.

Он снова сжал ее руку.

— Можешь.

Она покачала головой, застонала.

— Отстань от нее, или же, клянусь, я увезу тебя отсюда.

— Останься тут. — Ее тон стал умоляющим. — Я все сделаю, что ты попросишь.

— Оставь в покое мою жену!

— Да не могу я!

Этот крик сопровождался стоном боли, который вырвался у нее, когда он опять стал выкручивать ей руку.

— Будь ты проклята, но ты оставишь ее! — кричал он. Левым локтем она со страшной силой ударила по его лицу. Дэвид закричал от боли и упал на пол. Боль пронзила челюсть, отозвалась в глазнице, устремилась по всем нервам.

— Не оставлю! — взвилась Марианна. — И ты не заставишь меня! Тебе со мной не справиться. Я буду делать все, что хочу. Я заставила тебя сегодня утром добиваться своей жены, а затем заставила отстать от нее, и так будет всегда. Я могу пользоваться твоим телом так же легко, как и ее телом. Каждый раз, как ты попытаешься овладеть ею, я не подпущу тебя к ней! Ты принадлежишь мне. И не сможешь предпринять ничего, что мне не понравилось бы. Хочешь знать, почему я так радостно прощалась с тобой? Да потому, что тебе никогда отсюда не убраться. Я усыпила твою жену и снова овладела тобой. Я могу делать все, что угодно! Все!

— Не сейчас! — Он едва говорил, полуослепший от жуткой боли. — Не сейчас, когда ты в этом теле и когда мне известен твой секрет. Ты ведь боишься оставить эти места, которые знала при жизни. Но я заставлю тебя убраться отсюда!

Он поднялся, шатаясь, и на дрожащих ногах направился к ней.

Она отпрянула, в страхе не сводя с него расширенных глаз.

— Убирайся от меня!

— А ты убирайся из нее! — зарычал он.

— Хорошо! — Гримаса искривила ее рот, сделав лицо уродливым. — Уберусь! Но если это тело не будет принадлежать мне, то оно не будет принадлежать и тебе!

Она резко отскочила и кинулась к окну. Дэвид метнулся за ней, но тут же застыл на месте и задрожал всем телом, когда услышал ее смех.

— Получай! — раздался ее крик.

Она сжала кулаки, словно намереваясь разбить стекла. А он едва смог заставить себя не кинуться вслед за ней и не попытаться спасти это тело. Сердце так колотилось, что было больно ребрам. Но он принудил себя не двигаться.

Женщина в замешательстве замерла. Стало очевидно, что она не сомневалась в том, что он будет удерживать ее от отчаянного шага.

— Ну? — издевательским тоном поинтересовался он. — Чего ты ждешь?

Ее рот приоткрылся, и он понял, что, несмотря на боль и страх, он ведет правильную игру. Она слишком сильно нуждалась в теле Эллен, чтобы погубить его.

— Хорошо же! — прорыдала она.

Отвернувшись к окну, она занесла обе руки над головой. Дэвид окаменел, но минуту спустя чуть расслабился, тяжело выдохнув.

— Тебе не сделать этого! — усмехнулся он.

Рыдание сотрясло ее, оно было жалобным, даже умоляющим.

— Господи! — молила она. — Дай мне жизнь, Господи! Позволь жить подобно тому, как живут они! Мне так тяжело — без тела, без плоти. Без наслаждений! О, я несчастна! Дай мне тело! Забери душу, забери все, но дай тело!

Продолжая захлебываться рыданиями, она упала на колени, цепляясь за стенку. Такого приступа отчаяния Дэвид никогда не видел и, несмотря на все, что с ним произошло, невольно стал молиться:

— Господи, помоги этому несчастному созданию! Она так нуждается в этом! Сколько бы зла она ни причинила мне, все это ничто по сравнению с тем, что она причинила себе. Как могла ее сестра ненавидеть это несчастное существо? Как она тогда сказала? «На привязи»? Какое страшное выражение. И какое верное. Иметь в запасе вечность, но заточить себя в темницу! Иметь вечную душу, но обречь ее на вечное отчаяние! О, это и есть ад!

Он медленно подошел к ней и присел рядом.

— Марианна?

Ответом ему были рыдания.

— Уйдем отсюда, — попросил он. — Не оставайся здесь больше. Здесь для тебя нет ничего, кроме горя.

Она безнадежно покачала головой.

— Уйдем, не спорь, пожалуйста. Ты достаточно долго тут страдала. Не мучь себя больше. Прочь из этого места!

— Я не могу!

— Почему?

— Не могу. Никак.

— Почему, Марианна?

— Я боюсь.

— Чего же ты боишься?

Она подняла голову и взглянула перед собой глазами, полными ужаса.

— Я боюсь темноты. Не в том смысле, в котором говорите об этом вы. Боюсь тьмы. Наказания.

— Но откуда ты знаешь…

— Знаю! — вскричала она. — Я знаю, что меня ждет! Эта страшная темнота, мрак! Мне страшно! Но я не пойду туда одна! — Она повернула к нему лицо, залитое слезами. Глаза ее расширились, в них застыло выражение ужаса. — Одна я туда не отправлюсь!

Он сухо сглотнул.

— А что, если ты пойдешь туда не одна? — Странное чувство ирреальности происходящего овладело им.

— Как это — не одна?

— Если ты оставишь мою жену, я готов отправиться туда вместе с тобой.

И тут же он почувствовал, что ответ может быть только один. Сейчас она казалась ему ребенком — запуганным, обезумевшим от ужаса, подчиненным лишь одной мысли о неотвратимости наказания. Теперь он не боялся ее, потому что разделил и почувствовал ее страх. И был только один способ рассеять этот страх и освободить Эллен.

Она не сводила с него глаз, постепенно ужас сменялся в ее глазах надеждой.

— Ты пойдешь со мной?

Странные волны плескались у него в голове, головокружение то усиливалось, то ослабевало.

— Пойду.

Она сильно вздрогнула.

— Скажи, а ты не мог бы… Не мог бы подержать мою руку? — спросила она неожиданно и очень тихо.

— Хорошо.

Он медленно поднялся. В голове стоял туман, что-то неизведанное, странное подчиняло его себе, угроза смерти — насильственной, неизбежной — витала в воздухе, окутывая его, как облако. Но страха он почему-то не испытывал, и это было самое странное во всем происходящем. Даже то необъяснимое вдохновенное спокойствие, которое он ощущал, не удивляло его.

Дэвид подал ей руку, помог подняться на ноги.

— Оставь ее, — тихо попросил он. — Пойдем со мной. Я о тебе позабочусь.

— Ты ведь не обманешь меня? — Она подняла на него недоверчивый взгляд. — Прошу тебя, пожалуйста, не обманывай меня.

Она казалась оробевшим ребенком. Голос ее звучал так испуганно, что Дэвид перевел дух и улыбнулся. Сжав в кулак левую руку, он ударил по стеклу.

Получилось удачно. Порез оказался очень глубоким, но боли он не почувствовал. Лишь опустив глаза, увидел, как потекла на пол кровь.

— Ох! — произнес он едва слышно и вздрогнул. — Боже!

Закрыв глаза, он сильней сжал ее узкую ладонь.

«Господи, прости меня», — подумал он, глубоко вздохнул и стиснул зубы.

Боль начала подступать.

«Эллен, это только ради тебя, — подумал он. — Я люблю тебя и хочу подарить тебе жизнь. Все для тебя».

Он опустил руку и несколько мгновений спустя открыл глаза.

— Ты оставишь ее?

На лице Марианны играла улыбка.

— Почему ты улыбаешься? — пробормотал он с усилием.

Она бросила взгляд на его запястье.

— Почему? — Он почувствовал, что не может стоять ровно.

— У тебя хлещет из руки кровь, Дэвид.

— Оставь же ее!

Она вырвала свою руку и рассмеялась.

— Я передумала!

Он зашатался еще сильнее, попытался удержаться от падения.

— Понимаешь, я только что подумала, что после твоей смерти тело все равно достанется мне.

— Марианна!

Он, спотыкаясь, сделал движение по направлению к ней, она легко увернулась и опять рассмеялась. Перед его глазами все закружилось, и он рухнул на пол, успев удивиться при виде огромной растекающейся по полу лужи крови.

— Нет! — Он попытался подняться и опереться на руки, но не смог. — Марианна! Прошу тебя!

— Просишь? — Насмешливое сочувствие пело в ее голосе. — Бедняжка Дэвид. Он умирает. — Она снова улыбнулась. — И я останусь одна на свете с этим прекрасным телом. Моей сестре больше не удастся никого не подпускать к этому коттеджу. У меня будет все, что захочу.

Что-то блеснуло в уме Дэвида, какая-то отдаленная надежда, призрак догадки.

— Коттедж, — повторил он и снова попытался встать. — Дом.

— Да, дом! — Теперь она смеялась открыто, не было нужды изображать сочувствие. — Мой дом. Замечательный, восхитительный дом!

Все кружилось перед его глазами, когда он ухитрился подняться на ноги. Но голова у него работала. По мере того как кровь, а вместе с нею жизнь уходили из его тела, уверенность крепла.

— Ты, кажется, говорила о Лос-Анджелесе? О Нью-Йорке? Как ты мечтала туда добраться? Ты же даже машину не можешь водить. Я не ошибся?

На ее лице появилось враждебное выражение. Она отшатнулась от него.

— Что ты плетешь?

Она изо всех сил старалась говорить презрительно, но ничего не выходило. Страх звенел в ее голосе, сочился из ее глаз.

— Ты обречена жить здесь.

Теперь он понимал абсолютно все. Полная ясность царила в его мыслях.

— Даже завладев телом моей жены, ты не можешь убраться отсюда! — Он цедил слова сквозь стиснутые зубы, сквозь прерывающееся дыхание. Он знал, что должен говорить. Каждое слово теперь безошибочно било в цель. — Ты здесь и умрешь. И что бы ты ни собиралась делать, ты останешься узницей этого злосчастного дома.

— Ты просто идиот, — бросила она, но лицо ее бледнело все больше и больше, она продолжала со страхом пятиться от него.

С внезапным усилием Дэвид бросился к ней. Она было отпрыгнула, но босые ноги заскользили по гладкому деревянному полу, и, потеряв равновесие, она упала на колено. Дэвид ухватил ее за правое запястье и рывком подтянул к себе.

— Что ты делаешь? — взвизгнула она.

Не отвечая, Дэвид стал тащить ее к разбитому окну. В глазах темнело, он терял последние силы. Сначала он сделает это, а потом можно умирать. Это единственное, на что у него должно хватить сил.

— Что ты делаешь? — повторила она слабеющим голосом.

Она попыталась оттолкнуть его, но не смогла. Воля наполнила его таким бешенством, что он даже не замечал, как убывают силы. Теперь он тащил ее к окну и не сводил глаз с его светлого квадрата. Левая рука его оставляла на полу кровавый след.

— Нет! — закричала она, вырываясь.

— Да! — Ярость в его голосе лишила ее сил. — Мы избавимся от тебя!

Она не смогла выдавить из себя даже слабого крика. Времени больше не было. Крик замер на ее губах, выдавая меру овладевшего ею ужаса, когда он взвалил ее тело к себе на грудь, прижал и бросился в разбитое окно навстречу тьме, ветру, мокрому песку, дождю. Падая, он старался держать тело Эллен так, чтобы самому оказаться внизу, чтобы при падении она могла выжить, чтобы умереть одному.

Секундами позже все было кончено. Удар. Боль. Тьма.