"Уве Тимм. Открытие колбасы "карри" " - читать интересную книгу авторасветло-коричневую пряжу и сказала:
- Чистая правда. В то время Хайнц находился на Восточном фронте, в районе Мекленбурга. Он был отменным знатоком картофеля, как другие бывают знатоками вина. Определял по вкусу, где росла картошка. Но самое удивительное, что мог угадать это и по запаху, когда она варилась, жарилась или готовилось пюре. Он даже говорил, в какой земле она выращена, - так некоторые люди определяют почву местности, где выращен виноград. Ему завязывали глаза, и он говорил: эта картошка в мундире росла на невозделанных землях Глюксштедта. Это картофельное пюре - из знаменитого "Золтауэрского граната", плоды этого сорта похожи на голыши, они необычайно тяжелые, плотные и никогда не бывают водянистыми; или "Толстая Альма", ее нежная мякоть буквально таяла на языке, такой картофель можно было вырастить только на песчаной пустоши. Этот порезанный на маленькие кубики картофель хорош для супа из брюквы (вместе с кусочками свиной щеки), а это - "Бардовикские трюфели", мелкий темно-коричневый сорт, очень плотный, по вкусу напоминает черные трюфели - именно так. Последними были несравненные "Бамбергские рожки". Бремер никак не мог поверить в это, и тогда она сказала: "Погоди, он ведь скоро вернется домой". Это "погоди" на какое-то время прервало их беседу, приведя Бремера в некоторое замешательство. Случайно оброненное слово выдало ее: значит, она думала о будущем, то есть, вероятно, даже планировала его. Но этого у нее, уверяла меня фрау Брюкер, даже и в мыслях не было. Разве только неосознанно. Просто, бывало, сидишь вот так с кем-нибудь, разговариваешь, и тебе настолько хорошо, что хочется, чтобы так оставалось и впредь. - Я даже не помышляла ни о будущем, ни о совместной жизни и уж тем не меньше. А он только и ждал, когда сможет покинуть эту квартиру и вернуться наконец домой. Лена, правда, тут же попыталась сгладить вырвавшуюся фразу и потому, накрывая на стол, продолжила: "Ну, так или иначе, долго это не продлится. Надеюсь, Хайнц вернется домой целым и невредимым". И, без перехода сменив тему, принялась рассказывать о том, что объявило сегодня на собрании окружное начальство: "Гамбург будет защищаться. До последнего мужчины". "Это безумие", - сказал Бремер. Она попробовала проткнуть картофелины, но они еще не сварились, были сыроваты. "Как долго можно защищать город?" - "Довольно долго, - ответил Бремер, - пока камня на камне не останется. Ленинград они защищали три года. Но только с одной разницей: здесь "томми" введут в бой свои бомбардировщики. Им лететь недалеко, рядом Мюнстер, Кёльн, Ганновер. А в городе армейских подразделений вообще нет, одни старики, канцелярские крысы, военные музыканты, дети из гитлерюгенда и калеки, с такими никакое государство не защитишь. "О, правильно, государство! - крикнул он и вскочил. - Не мог вспомнить". Он пошел в гостиную и вписал это слово в кроссворд. В этот момент в дверь позвонили. На какой-то миг они застыли, словно их парализовало. Быстро! Тарелки - долой! Вилки, ножи, стаканы - все долой! Но в дверь позвонили второй раз, теперь дольше, настойчивее. "Минутку! Я сейчас!" - кричит она, заталкивает Бремера в чулан, а в дверь уже стучат, да какое там стучат, колотят! Она бежит в спальню, хватает вещи Бремера: шапку, свитер, носки, - швыряет все в чулан, где стоит Бремер, бледный, оцепеневший, а в дверь звонят уже непрерывно и колотят что есть мочи. |
|
|