"Уве Тимм. Ночь чудес " - читать интересную книгу автора

комнате в поисках зеркала. Стены были голые, только на одной висела картина.
Живопись: синий шар, вторгшийся в красное поле, над ним - две белые полосы.
Подойдя ближе, я снова почувствовал запах, который ощутил сразу, едва вошел,
теперь он стал сильнее, и меня осенило - скипидар! Должно быть, картина
написана недавно и краски еще не просохли. Тона были сдержанные, и все же
казалось, они светятся. Я прислушался. Из кухни по-прежнему доносились
голоса. Я осторожно снял картину со стены. Оказалось, живопись на деревянной
доске. На обороте я обнаружил печать с русскими буквами. Двадцатые годы? Я
уже несколько лет искал картину, чтобы повесить на белой стене в кабинете, и
всегда мне хотелось, чтобы это была картина одного из русских авангардистов.
Но любые мои поползновения приобрести нечто подобное тотчас пресекались
невероятно высокими ценами. Я бережно повесил картину на место. У стены
напротив стоял узкий деревянный шкаф с ящиками, очень высокий, чуть не до
потолка. Я бесшумно выдвинул ящик, другой. Везде - аудиокассеты. На ящиках
надписи: "ромалэ", "сказки 2-6", "песни", "инструменты разные", "скрипка",
"цитра". Ясно, это записи, сделанные Шпрангером для научной работы. На
крышке рояля также валялись кассеты - "курица", "гусь", "выпь", "охота",
"стирка и пение", "еж", "скрипка", "роза". Рядом с кассетой "роза" в черной
блестящей крышке рояля я увидел дырку - словно от пули, круглую, с
зазубренными краями. К ножке рояля были прислонены две картины - коллажи из
кусков русских газет, оберточной бумаги и живописных изображений человечков
с клоунскими лицами. Опять авангардисты!
В коридоре послышались шаги, и я поспешил вернуться к картине на стене.
Шпрангер, держа в руках поднос, локтем отодвинул стопку книг и поставил
свою ношу на рояль, разлил чай по чашкам.
- С сахаром? А молока?
- Да, с молоком, пожалуйста. Вы собираете русский авангард?
- Не я. Роглер коллекционировал. Еще до развала СССР, начиная с
девяностого года картины хлынули потоком. В основном их продавали старые
коммунисты, за доллары, чтобы выжить. Позже, разумеется, многое привозили
сюда из запасников провинциальных российских музеев, что-то краденое, а
что-то и легально предназначенное для продажи. Хотите что-нибудь купить?
- Хотел бы, да ведь цены... - Я обернулся к картине с синим шаром. -
Вот эта картина вроде бы старая, а краски сильно пахнут, как будто ее
написали недавно. Или ее реставрировали?
- Если угодно, да.
- Превосходная работа. Лебедев?
- Возможно. Подписи нет, - сказал Шпрангер. - Садитесь, пожалуйста. -
Он указал мне на старое светло-коричневое кресло с потрескавшейся, будто
обожженной солнцем кожей. Сев, я сразу ухнул в глубину и малость
скособочился.
- Вы не против, если я закурю сигару?
- Конечно! - Для убедительности Шпрангер выпустил колечко дыма.
- Потрясающе! - Я тоже постарался выпустить кольцо, получилось неплохо,
плотное круглое колечко, за ним полетело еще одно, но, едва родившись, оно
тут же искривилось и расползлось, превратившись в тонкие волокна. - Два
месяца, как снова начал курить, - сказал я, - теперь иногда пробую пускать
кольца. Знаете, у меня был дядя, он умел пускать кольца так, что одно
пролетало сквозь другое, а потом третье пролетало через эти два. Первое -
большое, второе поменьше, а третье совсем маленькое. Два последних кольца