"Уве Тимм. Ночь чудес " - читать интересную книгу авторанеотвязно, и я вдруг понял, чем пахнет, - да семенем же! Вспомнились
сумчатые медоеды, о которых толковал Кубин, и я решил - вернувшись домой, непременно загляну в энциклопедию: интересно, какие такие железы у гусениц тутового шелкопряда выделяют шелковое волокно? - Правду сказать, запрещено, - вздохнул итальянец. - Нечистая конкуренция. - Нечестная, - поправил я и тут же обозлился на себя: что за привычка, непременно надо указывать людям на их ошибки, скажите, учитель какой нашелся! - Извините! - Как так "извините"? Надо. Иначе опять и опять делаем тот же глупый ошибка. - Вот-вот, - сказал я, - итальянцы славятся своей доброй снисходительностью, они никогда не поправляют, если иностранцы делают ошибки в языке. - Когда человек говорит, не поправляют. Зато поправляют, когда поет. - Это как же? - Про американца историю слышали? Пел в опере первый раз, в Неаполе. Спел арию. Публика кричит "da capo". Американец поет арию на бис. Публика опять кричит "da capo". Он опять поет на бис, потом еще, потом еще. Другие певцы недовольны, им тоже охота выступать. А публика вопит и вопит "da capo". Американец больше не может, устал, сил нету, спрашивает: "Сколько раз еще надо петь арию?" И тут кричат из зала: "Пока не перестанешь фальшивить!" - Итальянец окинул меня оценивающим взглядом. - Какой размер? Пятидесятый? - Да, вроде того. Если итальянский, то пятьдесят второй. выделка первоклассная. - Он перегнулся к заднему сиденью и вытащил из черного мешка куртку, затем вторую, показал мне этикетки - "Джорджоне", там же был указан размер, пятьдесят второй, как он и говорил. - Хотел продавать куртки по триста пятьдесят каждая. Но вам обе отдам за четыреста пятьдесят. Я вам скажу: настоящая цена тысяча двести за штуку. Мне нельзя больше оставаться в гостинице, вы же понимаете. - Он поглядел мне в глаза, улыбнулся, а я кивнул в ответ, про себя удивляясь: чем больше он говорил, тем слабее становился его итальянский акцент. Наверное, он долго жил в Германии. - Я вам скажу: хотел отнести их завтра в один бутик. Но в гостиницах нет мест, ни в одной, все запродано на корню, весь город! Рейхстаг надевает новое платье. Люди с ума посходили. К нам, в Италию, едут посмотреть мадонн, у которых льются слезы. К вам едут посмотреть Рейхстаг. - Он засмеялся. - Ох уж этот Кристо. Dio mio, настоящий чудотворец. Нет, нет, не подумайте плохого, я верующий, католик. Сегодня ночью уеду в Милан. Ну, по рукам, обе куртки за четыреста пятьдесят. - Нет, - сказал я. - На что мне две куртки? Да еще в июне. Они же осенние. Сейчас дождь идет, правильно. Но две-то мне зачем? - Продадите. По двести марок запросто можете накинуть. Я замахал руками. - Хорошо! Берите одну. Мне надо сегодня продать обе, сегодня вечером, потому что все знают про нашу ярмарку, и ночью покачу назад, прямиком в Милан, без остановок. - Без остановок? Далеко ведь. - Ага. Ночью на автостраде пусто, вот я и задам газу, как у вас |
|
|