"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

- Девятый десяток пошел, - лихо взмахнув сковородником, ответила
старушка. - Моя жизнь - неразменная сотенная денежка! Умирать не тороплюсь.
В земле еще успею сложа руки належаться. А пока жива - руки мои работы
просят, не привыкли к безделью. Как лягу или сяду - заноют, защемят.
Тоскуют. Ну-ка садись за стол, не стесняйся, пяйвяне каунис! Посидим,
попьем-поедим. Погода утихнет, боль пройдет. Дальше поедешь, меня, старуху,
вспомянешь. Вот и я пока отработалась, попью с тобой чайку. Без чаю нам,
старым людям, и скучно и тошно, и кости болят, и головушка мякиной набита.
Попьем на спокое, пяйвяне каунис! С сыном да невесткой я по утрам чай не
пью. Они на работу спешат, суетятся, торопятся. А чай суеты не любит, не в
пользу пойдет.
Я невольно залюбовалась веселой собеседницей. Не по летам моложавая,
все еще статная, небольшого роста, сухонькая, круглолицая. Морщинки тонкие,
чуть заметные. Улыбнется - ямочки на щеках вздрагивают. Глаза большие,
ясные, с голубизной карельских ламбушек. Брови седые, ровными полумесяцами.
Из-под пестрого повойника с черной сатиновой оторочкой виден пробор
белоснежных волос. Длинный сарафан с косой оборкой, кофта старинного покроя,
фартук с тесьмой.
- Кто тебе шьет одежду по прежнему фасону? - удивилась я. - Молодые так
шить не будут.
- Сама шью - руками, а не машиной. Нитку в иголку попаду еще очень
хорошо. Никого не утруждаю. А сатинов да ситцев надаренных в сундуке у меня
хватит. Шей да крой, носи да понашивай, у людей не попрашивай!
- Как твое имя-отчество, хозяйка? Бабушкой звать тебя неловко мне. Сама
я уже давно бабушкой стала.
- Зовут меня Овдокки. А если уж повеличать хочешь, то Никитична. Отца
моего звали Ожатой Микки (несчастный Никита). Ни в чем не было счастья этому
человеку, родителю моему покойному. Век он горе горевал да раньше времени и
в могилу попал. В лесу деревом задавило. Меня да брата с малолетства
сиротами оставил.
- Ты, Никитична, в молодости, наверно, красавицей была. А была ли ты
счастлива? Или у Ожатой Микки - ожатой лапси? (у несчастного Никиты -
несчастное дитя?)
Спросила и... испугалась. Надо же было допустить такую бестактность!
Вдруг обидится старая женщина! Но она не обиделась, а засмеялась звонко,
весело, даже откинулась на спинку стула. Потом приумолкла, вздохнув.
- Красотой своей только глупые люди хвастаются, - сказала она с суровой
ноткой в голосе. - А показать тебе, какая я в молодости была, никак не
смогу. В ту пору на карточки мы не снимались, портретов не заказывали.
Зеркала у нас в простенках не висели, чтоб мы на свою красу любовались. Да и
в нашу молодость разнесчастную, будь ты хоть краше сказочной царевны, но
если у тебя в доме не густо, во хлеве пусто, ни обуть, ни одеть, ни гостя
принять, ни милостыню подать, - никто на тебя не позарится. Сваты матицу не
перестучат. Женихи порога не обобьют. Если у невесты приданого нет, так
добра молодца красой не прельстишь, умными речами не обольстишь, работящими
руками не возрадуешь. Бесприданнице-красавице на долю достанется или старый
вдовый, многодетный или пьяница-лентяй да недоумок-слюнтяй. Придется в
девках вековать, если будешь по сердцу суженого выбирать.
Старушка вдруг замолчала и стала прихлебывать горячий чай из блюдца.
Пришлось и мне последовать ее примеру.