"Анна Александровна Тимофеева-Егорова. Я Береза, как слышите меня? " - читать интересную книгу автора

отмены царем крепостного права, - разговорилась мама.
- Каким еще царем? - спросила я.
- Да Александром Вторым. Разве ты не видела у нас в амбаре на полке
лежит чугунная плита с изображением царя Александра освободителя?
- Вот новости!
- Да какие новости. Мой дядя, отец Гавриил, рассказывал, что в нашей
деревне в 1859 году был учитель, портной и пастух остальные занимались
сельским хозяйством. В школе училось одиннадцать мальчиков и восемь девочек,
а всего в деревне было двадцать дворов. Нынче, Слава Богу, наконец-то
открыли семилетку в деревне Ново, вот и пойдешь туда учиться.
Так и порешили с моим образованием. А в тот вечер, помню, мама
продолжала рассказывать вспоминая о былом:
- Мы, володовские, были приписаны к Бараньегорскому приходу. Какая же
там была красивая церковь с высокой колокольней! Один колокол был такой
голосистый, что даже у нас в деревне было слышно, как он зазывает к заутрене
или обедне. Все порушили при советской власти...
Староста вот был в деревне. Все вопросы решали на сходке и не нужно
было идти к районным властям за десять километров. Придешь, а там или
обеденный перерыв, или заседание, или скажут что приема нет сегодня, - вот и
хлюпай обратно по бездорожью не солоно хлебавши.
- Так, что, по твоему, раньше - до Октябрьской революции жили лучше?
- Несомненно! - твердо ответила мама. - Ведь был порядок. Если
нагрешишь, - идешь в церковь к священнику исповедоваться и вроде на душе
станет легче. С жалобой идешь к своему старосте, он вот тут недалеко жил от
нашего дома. Староста по справедливости рассудит, потому что он наш,
деревенский, у всех на виду и напраслины не допустит.
- Довольно, мама, дореволюционное время восхвалять. Посмотреть кругом -
одна нищета осталась нам, строителям социализма, - по-пионерски уже
сопротивлялась я "пережиткам прошлого". Но у мамы был свой взгляд на жизнь.
- Ой, дочушка! Так прошла первая мировая война, потом эта Октябрьская
революция, затем гражданскую развязали. Сколько из-за этого разрушений,
крови, слез... Комиссары после революции начали все разрушать,
богохульствовать...
В тот год в деревне Ново открылась семилетка ШКМ- школа крестьянской
молодежи, и я поступила в пятый класс. В ту школу из нашей деревни ходило
семеро ребятишек. Каждый день - пять километров туда, пять обратно - и в
стужу, и в дождь, и по занесенным снежным дорогам, и по непролазной грязи. В
шестой класс мы уже ходили только вдвоем. Я да Настя Рассказова.
Учились, помню, во вторую смену, домой возвращались поздно. Особенно
плохо было ходить осенью: темень, грязь по колено. Полем идти веселей, чем
лесом, и мы пели песни, а приближаясь к лесу, замолкали. Лес пугал своей
таинственностью, все казалось, что стоит только в него войти, как схватит
кто-то страшный. Иной раз и волчьи глаза светились в темноте...
Из школы мы с Настей стали возвращаться все позже и позже. Учитель
математики и физики Константин Евгеньевич Белаевский оставлял нас порешать
непрограммные, придуманные им самим задачи. Радовался он, да и мы тоже, если
решали те задачки "своим" способом! Он загорался, смотрел в наши тетрадки,
искренне, как нам казалось, удивлялся нашим способностям и предлагал
"раскусить еще один орешек", который якобы и сам не сумел одолеть.
Константин Евгеньевич учил нас самостоятельности мышления. Нередко мы "из