"Анна Александровна Тимофеева-Егорова. Держись, сестренка! " - читать интересную книгу автора

- Вот так лучше, - сказала она и ушла, а я опять села за задачки.
Вечером, перед приходом брата, Катя выпроводила меня к Томке:
- Иди, посиди у Фроловых, а я Васю подготовлю И подготовила. Когда я
заявилась домой, брат сердито
посмотрел на меня, ухватил за ухо, начал больно трепать
да приговаривать:
- Ах ты негодница! Самовольница! Надо было тебя бритвой побрить!
От наказания меня спас Юрка. Увидев такое надругательство над своей
любимицей, услышав мой неистовый рев, он горько заплакал, скатился с дивана,
поднялся па еще неокрепшие ножки и сделал первые шаги в его жизни - в мою
сторону, защищать!
Мир в доме был восстановлен. За ужином Катя даже сказала:
- Вася, носмотри-ка на нее - а ей идет челочка.
Зимой в нашем дворе залили каток. Привязав веревками самодельные
деревянные коньки к валенкам, мы выписывали на льду фигуры. Побывала я в
цирке - выступал сам дедушка Дуров. Сводил меня брат и в Большой театр.
Помню, шла опера Бородина "Князь Игорь". Я не понимала тогда ни музыки, ни
пения, но половецкие пляски и арию князя Игоря запомнила на всю жизнь.
Забегая вперед, скажу, что однажды мне придется слушать эту арию в
плену у гитлеровцев. Пленный итальянец Антонио будет ее петь для синьорины
Анны, пока немцы не расстреляют его. Годы спустя, когда у меня родится
второй сын, я назову его в честь русского князя - Игорем.
Так, со всякими разностями, открытиями, восторгами отроческого
возраста, прошла моя московская зима. На лето нас с Юркой отвезли в деревню.
Приехал и Василий. Когда отпуск у него кончился, в Москву он уехал без меня.
Мама воспротивилась:
- Нечего там баклуши бить. Пусть здесь ходит в школу.
В тот год и деревне Новое, километрах в пяти от нашей, открылась
семилетка ШКМ - школа крестьянской молодежи, и я поступила в пятый класс.
Нас из деревни было семеро. И так каждый день - пять километров туда, пять
обратно - ив стужу, и в дождь, и по занесенным снежным дорогам, и по
непролазной грязи. В шестой класс нас уже ходило не семь человек, а только
двое -я да Настя Рассказова.
Учились мы во вторую смену, домой возвращались поздно. Особенно плохо
было ходить осенью - темень, грязь по колено. Полем идти было веселей, чем
лесом, и мы пели песни, а приближаясь к лесу, замолкали. Лес пугал своей
таинственностью - все казалось, что стоит только в него войти, как схватит
кто-то страшный. Иной раз и волчьи глава светились в темноте...
Из школы мы с Пастей стали возвращаться все позже и позже. Учитель
математики и физики Константин Евгеньевич Белавский оставлял нас порешать
непрограммные, придуманные им самим задачи. Какая же была у него радость,
если мы решали их "своим" способом! Он загорался, смотрел в наши тетрадки,
искренне, как нам казалось, удивлялся нашим способностям и предлагал
"раскусить орешек", который якобы и сам не сумел одолеть. Нередко мы "из
ничего" делали приборы для физических и химических опытов, мастерили игрушки
и разные поделки для украшения класса и школьного зала. А с учительницей
русского языка и литературы репетировали, а потом ставили спектакли, и не
только в нашей школе, но и в деревнях.
Однажды в наш класс пришел молодой человек, отрекомендовался секретарем
Каменского райкома комсомола. Он рассказал нам о Программе и Уставе ВЛКСМ, а