"Василий Тихов (Константин Э.Шумов). Смерть Федюни" - читать интересную книгу автора

рукой, пропавшее молоко у скотины - всё списывалось на неё. Невинную? Не
судья им старик Федюня. Много пережили люди на своей жизни, и невдомёк им,
страдавшим, - как и почему легко жилось под покатой крышей. Да и легко ли?
Не судья он и своей Татьяне, взявшей его в этот благополучный и обильный
дом. Однако и ответить надо старухе - всего лишь день остался до самых её
сорочин. Потом будет поздно. И не уйдёт она, страшная, вон из двери, и
закрыты ей будут все пути-дорожки, набитые тьмой прошедших поколений. Но
помочь - некому... Постаревший сын, приёмыш из военных сирот, наскоро
глотнул привезённую им же водку из щербатой кружки и покинул одинокие
поминки, ушёл к своим чертежам и шуршащим шинам. Может, и к лучшему. Не
надо говорить, приставлять слова к словам, рассыпающимся при первой же
повисшей паузе, не надо хлопотать о ночлеге и пище получше - для гостей -
многое чего не надо. Одно лишь пламенеет и царапает душу - забытый платок.
Будильник показал, что кутья уже готова и скоро заголосят, завоют по
чину над молодой покойницей в избе на дальнем конце, проклянут в последний
раз рухнувшую не ко времени лесину и забудутся, если повезёт, в горе. Нужно
поднимать себя со скамьи, передвигать разбитые годами ноги и говорить
слова, чтобы поняли, простили, если смогут, и не отказали в пустячной
просьбе. Платок с каёмкой, почти невесомый, никто и не заметит его
воздушной тяжести в обтянутом по новому обряду гробу. А покойнице
безразлично, не чувствует, не ощущает она несправедливости бытия, когда
живым сегодня надо платить долги живым вчера. И уйдёт старуха из дверного
пространства, покинет навсегда дом под покатой крышей. Может, и распрямятся
тогда морщины и веселее глянут скошенные глаза. Надо идти.
Федюню никто не ждал. Невдомёк было сидящим у пахнущего лесом гроба,
что придёт он. Не ждали старика, хотя втайне и надеялись увидеть -
убедиться в его неодолимой вине, не прощаемой никогда. И знал об этом
Федюня, ждал с душевным трепетом, как встретят его появление, какими
словами проклянут. Не чувствовал он за собой ничего такого, что преградило
бы путь к последнему, может быть, благому делу. Потому и пошёл неверной
стариковской походкой.
Солнце уже начало свой дневной ход и не щадило ни придорожные травы, ни
куриц, купающихся в пыли, ни отяжелевших собак. Не было пощады, да и не жди
её от осерчавшего светила, наметившего на земле свою полуденную жертву. Кто
падёт в этот зной от прямых острых лучей, вызывающих неясную блазнь и
вспыхивающие огонёчки между глазными яблоками и уставшими веками? Кому
предстоит корчиться на высохшей траве, нелепо загребая вытянувшимися ногами
былинки пополам с серой землёю? Солнце зло мстит за свои поруганные и
позабытые изображения - за короткую человеческую память, ещё короче, чем
недлинный путь человека от первых до последних лучей. Господи, прости все
наши пригрешения! Спаси нас и помилуй, Господи! Отведи злой зной и жестокий
град от наших посевов! Дай пчёлам нашим ярым роиться и множиться тебе на
жертву, а нам на пропитание! Пусть звери твои лесные толкутся в мои
ловушки-поставушки, а невод трещит не от тупых топляков, а от тучных рыб и
чудищ морских и речных! Пусть тяжёлой будет лоза картвела и сочна винная
ягода! Пусть родится жито и несутся птицы! Будь же ты, Господи, с человеци
веки вечные, не покидай во власть сатанинскую! Бди! Помни! Да не забудем мы
тебя в юдоли печали и скверне житейской!
Путь не был долог, как не длинной была улица, по которой шагал он.
Крепкое крыльцо, распахнутая дверь, гудящие в сенях мухи и сладкий запах в