"Борис Ермилович Тихомолов. Небо в огне (про войну)" - читать интересную книгу автора

врежешься.
Вести самолет по приборам и одновременно высматривать землю - трудное
дело. Отвлекаться нельзя - опасность рядом. Малейшая ошибка, и...
Говорю бортмеханику:
- Ваня, гляди в оба!
- Гляжу. Ничего не видно. Молоко!
Летим. Переживаем. А если так будет до самой Волги, что тогда? Мы
проскочим ее, потеряем полностью ориентировку и будем мотаться до полной
выработки горючего. Потом упадем. Ткнемся в заснеженную землю, превратив
машину в груду металлических обломков...
Но нам повезло. Облака внезапно чуть-чуть приподнялись, и мы увидели под
правым крылом железную дорогу. Бежит товарный поезд. Вьется дымок из
трубы. Машинист, с паклей в руках, выглядывает из окна паровозной будки.
Снимает фуражку, машет нам. Отвечаю ему троекратным покачиванием крыльев.
Машинист в восторге. Из-за его спины высовывается лицо помощника.
Сверкнули в улыбке зубы, и все осталось позади. А впереди уже видны
станционные дымки и хатенки.
Жадно всматриваюсь в местность, С малой высоты ее опознать трудно: очень
быстро проносятся ориентиры. Но я все же узнаю, и сердце сладостно екает:
Балашов! Здесь я когда-то учился на летчика.
Погода явно улучшается. Заметно теплеет. И это меня беспокоит. Может
раскиснуть аэродром, и тогда нам не сесть.
Волга. Сталинград. Дымы, дымы: коптят заводы. Ищу аэродром. Вот он!
Подлетаем. Ну, конечно, на испещренном лужами снегу - крест из черных
полотнищ. Летит в воздух красная ракета. Посадка категорически воспрещена!
Ничего себе - влипли в историю! Что же делать?
Летим вдоль города. Ага, вон еще аэродром! Подлетаем. То же самое. На душе
противно. Город под нами выглядит неряшливо. Слякотные улицы, черные дымы
из труб. Заводы, заводы. Вспыхивают звездочки над дугами трамваев, ползают
букашки-люди.
В наушниках щелчок:
- Командир, сзади, в стороне, вижу еще аэродром.
- Где, Ваня, где? - Круто разворачиваю машину.- Так, вижу. Идем туда!
Подлетаем. Небольшой аэродром, очевидно, школьный ангар. Серое приземистое
здание. Шест с традиционной "колбасой". На сером, осевшем снегу поля,
разрисованного вдоль и поперек следами посадочных лыж, четко выделяются
полотнища "Т". В воздухе несколько тренировочных самолетов с лыжами под
брюхом.
М-да! Значит, поле катками не укатывалось, снег рыхлый и, если машина
провалится на пробеге, - полный "сорталь-морталь" через голову обеспечен.
Однако выхода нет. Садиться нужно. Питаю слабую надежду на то, что баллоны
наших колес - толстые. Может, и обойдется?
Захожу в круг. На старте смятение. Двое сломя голову бегут к посадочному
"Т". Третий вытягивает руку вверх. В воздух летит красная ракета.
Ладно, не волнуйтесь! Заводу нужна листовая сталь. Нужна до зарезу. И даже
если самолет опрокинется, - танки на фронт пойдут! И решат исход боя. И
спасут много-много жизней советских бойцов.
На поле выложен крест. Плевать. Планирую на малой скорости. Люди на
старте, сбившись в кучку, замерли. Мне видны их растерянные лица.
Добираю ручку. Машина садится, как балерина, едва-едва касаясь колесами