"Хантер С.Томпсон "Цена рома"" - читать интересную книгу автора

ночные - спортивные обозреватели, корректоры и верстальщики - обычно
прибывали толпой около полуночи. Время от времени кто-нибудь назначал
здесь свидание, но в любой нормальный вечер девушка на "Заднем дворе Эла"
зрелищем была редким и эротичным.
Белых девчонок в Сан-Хуане было раз два и обчелся, да и те, в
большинстве своем, - туристки, шлюхи или стюардессы. Неудивительно, что
они предпочитали казино или террату бара в "Хилтоне".
В "Ньюс" приходили работать всевозможные люди: от диких младотурков,
которым хотелось разодрать весь мир напополам и начать все заново, до
старых усталых работяг, желавших только одного - дожить свои дни в мире
посреди скопища полоумных. Там были психи, беглецы от правосудия и
социально опасные алкаши, один кубинец - магазинный воришка, носивший под
мышкой пистолет, полудурочный мексиканец, домогавшийся маленьких детишек,
были сутенеры, педерасты и человеческие шанкры всех разновидностей;
большинство удерживалось в газете ровно настолько, чтобы накопить на
несколько стаканчиков пойла и авиабилет.
С другой стороны, были и другие, вроде Тома Вандервица, позднее
работавшего в "Вашингтон Пост" и получившего Пулитцеровскую премию. Или
человека по фамилии Тайррелл - ныне редактора лондонской "Таймс", который
впахивал по пятнадцать часов в неделю, лишь бы газета удержалась на плаву.
Когда приехал я, "Ньюс" уже исполнилось три года, и Лоттерман
балансировал на грани нервного срыва. Послушать его, так можно было
подумать, что он сидит прямо на пяти углах земного шара, не человек прямо,
а гибрид Господа Бога, Пулитцера и Армии Спасения. Он часто божился, что
если бы все, кто эти годы работал у него в газете, вдруг в один момент
предстали перед троном Вседержителя - встали бы там все сразу и
рассказали бы о жизни своей, о своих придурях, преступлениях и отклонениях
от нормы, - сам Господь Бог бы вцепился себе во власы и рухнул бы в
обморок.
В каком-то смысле я был одним из них - только компетентнее одних и
стабильнее других. Бывали времена, когда я вкалывал на три газеты
одновременно. Писал рекламные листки для новых казино и кегельбанов.
Служил консультантом синдиката петушиных боев. Был в высшей степени
коррумпированным кулинарным критиком роскошных ресторанов, яхт-фотографом
и повседневной жертвой полицейского произвола. То была алчная жизнь, и она
мне удавалась. Я заимел себе несколько интересных друзей, заработал
достаточно денег для разъездов и многому научился о мире, чего другим
образом сделать бы мне не удалось.
Как и большинство остальных, я был искателем, бродягой, недовольным,
иногда - глупым дебоширом. Я никогда не бездействовал настолько, чтобы
сесть и хорошенько над чем-нибудь поразмышлять, но почему-то всегда
чувствовал, что инстинкты меня не подводят. Я разделял преходящий
оптимизм, что некоторые из нас действительно чего-то добиваются, что мы
избрали честный путь и что лучшим из нас, в конечном итоге, удастся
перевалить через вершину.
В то же время, меня не оставляло темное подозрение, что жизнь, которую
мы ведем, утратила свою цель, что мы все - актеры, подгоняющие сами себя
в эту бессмыссленную одиссею. Именно напряг между двумя этими полюсами -
беспокойным идеализмом с одной стороны и ощущением надвигающегося
страшного суда с другой - заставляли меня шевелить поршнями.