"Павел Тетерский. Клон-кадр " - читать интересную книгу автора

полуэмбриональной позе копошился Клон.
Он был одет (как обычно) в джинсы, бомбер (под бомбером - адик или
однокоренные) и лонсдейловскую бейсболку с огромным, чтобы не узнавали на
улицах, козырьком. Бородка, бачки. Выглядывающие из-под джинсов титановые
носки камелотов (слава богу, джинсы он больше не подворачивает). Штрихи к
портрету: он был последним человеком, которого я хотел бы встретить - здесь
или еще где-либо.
Еще штрихи к портрету. Клон пользуется одеколоном Hugo Boss, общается с
людьми (с некоторых пор) в основном через Интернет, любит на публике
навязчиво признаваться в любви к жене ("Клон, вы когда-нибудь с ней
нажирались вместе?" - "Нет. Точнее, да, но в переносно-образном смысле: вино
любви опьяняло нас..."), является патологическим лжецом и все время
крестится на церкви и храмы. На все, которые подвернутся по дороге. Ровно
три раза - не больше и не меньше. Меня издавна раздражала эта его привычка,
что, впрочем, я всегда держал в себе.
Еще раз: Клон - последний человек, кого я хотел бы встретить. Рискну
предположить, что я для него являлся тем же. Наверное.
Точнее - я в этом уверен.
Но было поздняк метаться: Клон распрямился, сжимая в руках пластиковый
стакан с торчащим из него желтым черенком "Липтона", и ошалело-обреченно
уставился на меня:
- Ну и встреча... Здорово, значится.
- Здорово, - согласился я. А что мне оставалось делать?
Я развернулся и пошел здороваться с остальными. Они смотрели на нас с
выжато-лимонными улыбками. Если бы так улыбались более состоявшиеся люди, их
мины можно было бы назвать выжидательно-издевательскими: все знали о наших
взаимоотношениях с Клоном.
- Чаю? - спросил Игорь Петров.
- Можно.
Пока он делал чай (себе и мне), над столом летали стандартно-дежурные
"как дела - как личная - как материальная". Ничего не значащие отрывки
ничего не значащих мыслей, которыми люди перебрасываются в тягучих
ситуациях, как гарлемские негры баскетбольным мячом. По-моему, в общий
шелест втесалось даже "очень рада тебя видеть" от Насти Восканян. Вранье,
конечно, но если абстрагироваться от понимания этого - тогда становится
чертовски приятно, что хоть какая-то блядь в этом городе рада тебя видеть.
Я односложно отвечал, пытаясь (как и всегда в этой кухне) не замечать
место действия, а Клон таращился в стол, нацепив на фронтон защитную улыбку
с претензией на глумливость. По отношению ко мне он находился в выигрышном
положении: он пришел сюда раньше, а мне еще только предстояло выслушать весь
этот стандарт.
А в дальнем углу, на противоположной стеклу стене, висел портрет. Ролан
Факинберг.
Каждый раз, когда мой взгляд спонтанно фиксировался на этом
прямоугольнике метр на полтора, я жалел об отсутствии траурной рамки. Безо
всяких на то причин. Просто жалел.
Буквально на следующий день после того, как в две тысячи третьем взяли
в оборот Ходорковского, в офисе "ЮКОСа" началась повальная движуха -
торжественное водружение портретов олигарха-изгоя на все стены. Это делали
люди, которые его в лучшем случае не знали, а в худшем - тихо ненавидели,