"Павел Тетерский. Muto boyz " - читать интересную книгу автора

каждый дурак на закате тинейджерства. Скорее всего, это был какой-нибудь
"Коммерсантъ". Или что-то в этом роде - такие газеты похожи друг на друга,
как однояйцовые близнецы. В них пишут про биржу и маклеров, а также про
повышение пошлин на ввозимые в страну иномарки.
Леня протянул старшекурснику руку, хотя знакомы они не были, после чего
молча взял газету и начал рвать ее в клочья. Видимо, таким образом он
боролся с системой. А потом он пригласил нас в морг.
Морг принадлежал медицинскому факультету МГУ и находился как раз возле
того фаллоса, в который я выбрасывал листовки. Леня сказал, что знает, как
залезть туда через окно, и хочет отрезать у трупов пару пальцев. "Я
коллекционирую пальцы", - врал он. Он вообще почти всегда врал так часто и
незамысловато, что на него за это даже не обижались.
Мы с Чикатилой вежливо отказались идти с ним в морг. Леня сказал, что
ладно, тогда он пойдет один.
- Некоторым людям нельзя читать Мамлеева и употреблять галлюциногены, -
произнес Чикатило, внимательно смотря вслед слегка покачивающейся Лениной
спине со сколиозными плечами. - Видал, как его вставило, как он загоняется.
- Да, - согласился я. - Да ему вообще ничего нельзя, этому Лене.
- Слушай, - сказал вдруг Чикатило, прекратив смеяться. - У меня к тебе
серьезный разговор.
- Давай, - отозвался я. Моя воля - я бы все серьезные разговоры
проводил именно в том состоянии, которое было тогда. То есть накуренным в
жопу.
- Сейчас, подожди. Сейчас. Я хочу немного гусиным шагом походить,
ладно?
- Давай, - опять согласился я.
- Что ты, блядь, все одно заладил? Давай да давай! Как попугай ара,
да? - Он присел на корточки и перешел на кавказский акцент. - Как варона,
да, говно, билят! Ээ, ара! Пачэму это нэ Олэнка говорит, да? Давай-давай! -
спросил Чикатило какого-то парня с "дипломатом", проходившего мимо. Парень
поджал "дипломат" и шарахнулся в сторону. Многие считали Чикатилу
дауном-рецидивистом, с которым лучше даже не разговаривать.
Парень нервно удалялся, оглядываясь назад и все сильнее прижимая к
груди свой заскорузлый "дипломат", как будто в нем лежал миллион долларов,
который он был должен колумбийской мафии. Хотя на самом деле максимум, что
могло там находиться, - это непонятные конспекты, написанные мелким
подростковым почерком в общей тетради с изгрызенной обложкой и страницами в
клеточку Чикатило на корточках шел за ним следом и орал какие-то циничные
вещи. Он вообще был прожженным циником, он мог бы продать душу дьяволу...
ну, не за бутылку пива, конечно, но, скажем, за плитку гаша величиной со
сникерс или за пару дней изнуряющего секса с Оленькой - такого, когда
встаешь с кровати только для того, чтобы подмыться или сходить в гальюн.
Такого секса ни у кого нет, но все о нем пишут, потому что мечтают.
Жалко, что люди маются херней обычно только в студенчестве (да и то не
все, а лишь некоторые). Причем независимо от возраста. Чикатиле было тогда
двадцать три - наверняка больше, чем тому человеку, который читал
"Коммерсантъ" на лавочке. Сейчас цифры поменялись местами, и Чикатиле
тридцать два, и он не мается херней.
Тогда, когда Чикатило сделал плавный круг не над кукушкиным гнездом, а
по периметру того самого газона, на котором хач-ворона метелила (и правильно