"Александр Михайлович Терехов. Дурачок ("Огонек" N 47, 1989)" - читать интересную книгу автора

возникает, может быть, неосознанный соблазн использовать нашу человеческую
неразвитость в благих с виду целях - пока достроим, пока выбьем фонды,
пока улучшится демографическая ситуация...
Но это "пока" длится десятилетиями!
Нельзя воевать с трудностями ценой человеческих потерь.
Человеческие потери в цивилизованном обществе-это не холмики с
пилоткой, это обнищание души, условия, ведущие к выветриванию
человеческого содержания, нравственной эрозии.
Человек, который спит на полу на вокзале, мучается в бескрайних
очередях, видит грязь и грубость, никогда не будет слушать по телевизору
длинный доклад, никогда не почувствует себя хозяином завода, никогда не
прочитает биографию кандидата на выборах, никогда не даст кров другому -
ему уже не дали. Это стыдно, что людьми мы становимся, когда наводнение,
пожар, взрыв,- неужели только трагедия может поднять наши головы?
Куда ушло из нас достоинство? Из всех сразу. Лишены достоинства и те,
кто спит на грязном вокзальном кафеле, и те, кто руководит этими
вокзалами. Я не верю, что для того, чтобы к людям относились
по-человечески, прежде всего нужны миллионы рублей, совокупность могучих и
пунктуальных поставщиков. Прежде всего нужна порядочность.
Общечеловеческая, внесистемная. Производное от достоинства.
Мы делаем фотоаппараты, велосипеды, компьютеры, яхты, видеобары, центры
аутотренинга, орбитальные станции, мраморные памятники и гранитные
набережные.
Но люди, которые это делают, мучаются в нечеловеческих условиях в
ожидании поезда или самолета. И не могут вовремя уехать.
Как может любой советский руководитель (начальник этого же вокзала),
воспитанный и взращенный нашими ценностями, начинающий каждую свою речь
перед коллективом пышной шапкой цитат и перечислением партийных решений,-
как он может спокойно спать, совершенно точно зная, что на вокзале порой
негде ступить от лежащих тел?

Беда наша тем опаснее, что мы не чувствуем ее. Если человек не
чувствует боль,-любая болезнь становится последней.
Первый раз я задумался о том, что у меня нет человеческого достоинства,
в армии Там я понял: мне чего-то не хватает, чтобы назвать себя человеком.
Меня.
оказалось, очень легко унизить. Вся армейская система внеуставных
отношений - "дедовщина" - построена на каждодневном унижении - физическом
и моральном. Об этом надо говорить: правда дика. Служа в отличной части, я
полгода не имел права умываться по утрам и вечерам, ходить в библиотеку,
смотреть телевизор. Первый раз меня повели на "разбор" в туалет, потому
что на просмотре единственно разрешенной программы "Время" я сел чуть в
стороне от ребят моего призыва.
Как мы по-детски запальчиво верили в чеканные парады на Красной
площади, взволнованный голос диктора из "Служу Советскому Союзу", в
фильмы, где солдаты всегда румяны и с чеканным "Есть!" на устах, и как я
удивлялся, почему плачет моя мама, провожая в дорогу, которая ведет к
возмужанию?
Мы привыкли жить в двух плоскостях: в мире реальном и в мире трибунных
слов, социалистических обязательств, изготовленных типографским способом.