"Тициано Терцани. Еще один круг на карусели " - читать интересную книгу автора

кошках! Некий фармацевтический институт оповещает о создании нового
противоопухолевого препарата, и статистика впечатляет. Правда, снова
незадача: чтобы этим препаратом воспользоваться, мне следовало стать мышью.
Все эксперименты проводились исключительно на грызунах, но хорошо известно,
что результаты опытов на животных вовсе не обязательно распространяются на
людей.
Правда в том, что и тридцать лет спустя после начала "войны против
рака", в свое время объявленной с большой помпой президентом Никсоном (не
для того ли, чтобы отвлечь внимание от настоящей войны - той, что во
Вьетнаме уносила жизни десятков тысяч молодых американцев), рак вовсе не
побежден. Несмотря на прогресс, достигнутый в борьбе с некоторыми
разновидностями рака, общее число людей, которые умирают сегодня в
Соединенных Штатах от этой болезни, ничуть не уменьшилось с тех пор.
Но и на удочку такой правды я тоже ловиться не хотел. Проценты
выживаемости, рецидивов меня не интересовали. Статистика вообще штука
подозрительная. Как говорил де Голль: "Если ты съел две курицы, а я - ни
одной, с точки зрения статистики каждый из нас съел по курице".
Я предпочитал рассматривать себя как некий в высшей степени
субъективный случай, а не как рассчитанную математическую вероятность.
На протяжении этих месяцев моей обособленной жизни в Нью-Йорке дважды
приезжала Анджела. Но к нашей радости примешивалась и большая тревога, ибо
сейчас мы принадлежали двум совершенно разным мирам: я - к миру больных с их
логикой, приоритетами, болями, ритмами и, прежде всего, с их особым
восприятием времени. Она же - к остальному миру, миру здоровых с их планами,
желаниями, сроками и уверенностью в будущем.
Одно дело - ежедневно обмениваться электронными письмами, а другое -
оказаться лицом к лицу на нескольких квадратных метрах. Известие о приезде
Анджелы привело меня в смятение. Мы отказались от телефона, сочтя его
агрессивным, и еще потому, что он создавал иллюзию общения, лишь
увеличивающую пропасть между собеседниками, когда трубка положена.
Электронная почта была идеальным способом. Ежедневные рассказы Анджелы о ее
жизни во Флоренции были для меня чем-то вроде бортового журнала корабля,
пропавшего в море несколько веков тому назад. В них говорилось о вещах и
людях, которые казались мне тенями, призраками, я едва мог их вспомнить, но
эти письма были моим спасительным якорем. Вот еще одна вещь, которую наука
понять не в силах: одна только мысль человека, чье существование оправдывает
твое, - само по себе уже лекарство, продлевающее жизнь. В этом я не
сомневаюсь.
Анджела держалась великолепно. Она поняла причины, по которым я хотел
быть один, хотел, чтобы нас разделяло расстояние, - мы оба знали, что оно
будет лишь физическим. Я обрел равновесие и боялся любого дуновения,
способного его нарушить. Я знал, что она у меня есть, что я могу на нее
рассчитывать. Просто благословение Божье!
Среди историй о болезнях, которые я прочитал в то время, меня особенно
потрясла одна. Это была автобиография Пауля Цвейга, увидевшая свет вскоре
после его смерти. Писатель заболевает, и однажды, после недель осмотров и
тревог, врач ставит ему диагноз: рак. Он возвращается домой, рассказывает об
этом жене, и та тут же требует развода. "Она восприняла этот диагноз как
гвоздь, забиваемый в крышку ее гроба, и ей захотелось освободиться, чтобы
жить своей жизнью", - пишет Цвейг. А как же любовь? Долг? Верность? Еще одна