"Тициано Терцани. Еще один круг на карусели " - читать интересную книгу автора

сегодня" и, как и его персонаж, чувствовал себя "улиткой, ползущей по лезвию
бритвы". Объективно я был плох, но усилием воли убеждал себя, что дела не
так уж скверны, что я в хорошей форме, - и это действительно помогало. В
больницу я входил, держась, по возможности, прямо и улыбаясь. Интересующимся
моим самочувствием я неизменно отвечал: "Великолепно", - и улыбка
собеседника, которому не нужно было теперь меня утешать сочувственными
банальностями, улучшала мой тонус. С другой стороны, что у меня оставалось,
кроме этого выбора - быть или не быть жертвой? Я выбрал второе.
Раз уж со мной такое произошло, следовало извлечь как можно больше
пользы из этой ситуации. Чтобы постоянно напоминать себе об этом, я
прикрепил над столом стихи, написанные в XIX столетии корейским
дзэн-буддийским монахом:

Не стремись обладать безупречным здоровьем -
Это было бы алчностью,
Обращай свое страдание в лекарство
И не жди, что не будет преград на пути,
Без этого твой свет померкнет.
Воспользуйся бурей, чтобы стать свободным.

Я начал воспринимать болезнь как препятствие, поставленное на моем
пути, чтобы я научился прыгать. Оставалось только выяснить, как же я
способен прыгать - в высоту, вперед или, что еще хуже, только вниз. Может, в
этой моей болезни было некое тайное послание; может, она пришла, чтобы я
что-то понял! Я пришел к мысли, что рак стал воплощением моих
подсознательных желаний. К тому времени я уже не один год старался вырваться
из повседневности, замедлить ритм своих дней, открыть для себя другой взгляд
на вещи: жить другой жизнью. Теперь так и получилось. Хотя физически я стал
кем-то другим.
В спортивном костюме, кроссовках, шерстяном берете и перчатках я
шатался по городу и развлекался, представляя себе коллег, которых я мог бы
встретить, оставшись неузнанным. Я спокойно мог бы встать на углу, протянуть
руку и затянуть один из тех речитативов, которые сам слышал каждый день:
"Эй, братец, монетки лишней не найдется?" или "Я ветеран вьетнамской войны.
Ты мне не поможешь?"
Уверен, если бы я так поступил, даже главный редактор "Шпигеля",
приехавший в Нью-Йорк за рождественскими покупками, автоматически сунул бы
мне монету, так и не поняв, что перед ним - я.
Я? Какой "я", который именно? Безусловно, уже не тот прежний, с которым
один из моих давних друзей постоянно общался тридцать лет. Сейчас он
прилетел из Гонконга, знал, что я в Нью-Йорке и даже знал, по какой причине.
Остановившись в гостинице в двух шагах от моего дома, он позвонил по
телефону. "Я выйду к тебе навстречу. Иди в сторону Коламбус Серкус", -
ответил я ему.
Я заметил его сразу, еще издалека, но он не увидел меня в упор, а,
поравнявшись, скользнул взглядом и двинулся дальше, продолжая высматривать
меня в потоке встречных пешеходов.

Двойной свет города