"Максим Теплый. Казнить Шарпея (роман, написанный в автомобиле) " - читать интересную книгу автора

обратил внимание на то, что в толпе, собравшейся перед грузовиком, служившим
импровизированной трибуной, стоит женщина с коляской. Когда в кузове
грузовика вместе с группой парламентариев появился Президент Республики
Ахмад Кадыров, позже погибший в результате теракта, Трегубов, тогда еще
старший сержант, движимый непонятной силой, рванулся, крепко обхватил
молодую мать и рухнул вместе с ней на землю, не давая извивавшейся горячей
пружине столкнуть с себя его тяжесть и дотянуться до упавшего рядом
потертого мобильного телефона.
Позже, когда фугас, лежавший в коляске рядом с настоящим живым
младенцем, обезвредили, Трегубов так и не смог внятно объяснить, почему он
заподозрил неладное. Может, причиной тому были глаза смертницы, наполненные
чернотой во весь зрачок, может быть, снежно-белые костяшки ее пальцев,
сжимавшие ручку коляски и особо выделявшиеся на фоне матово-смуглой кожи, а
может, что-то еще.
Интуиции он был обязан медалью, внеочередным званием и долгим запоем,
из которого почти не пьющий Трегубов выходил целую неделю. Запой чуть было
не закончился лишением почестей и надежд на радужные перспективы по причине
прилюдно данного пьяным Трегубовым обещания пристрелить депутата Алексея
Митрохина, который в тот критический момент находился в грузовике и
истерично орал в микрофон, чтобы "этот идиот в военной форме" отпустил
женщину.
"Идиот в военной форме" впоследствии с Митрохиным не только помирился,
но и был приглашен в его личную охрану на серьезные деньги, намного
превышавшие размеры его жалованья в службе безопасности Госдумы. Трегубов
день помаялся и отказался, посчитав, что не сможет каждодневно выдерживать
рядом с собой глумливую физиономию известного московского тусовщика с
депутатским значком в петлице.
Приняв это трудное решение, он себя всерьез зауважал. Как-то, находясь
на "рамке"
- Выбирают же таких козлов! - мстительно произнес он, услышав, как за
орущим депутатом закрылись двери лифта...
...Прапорщик внимательно смотрел на приближавшегося мужчину, которого,
несмотря на солидный возраст, почему-то не получалось про себя назвать
стариком. Пытаясь понять природу нараставшего внутри беспокойства, Трегубов
наметанным глазом опытного службиста успел отметить, что жесткий ворот белой
рубашки в тридцатипятиградусную жару у необычного прохожего застегнут, а
галстук подобран к костюму идеально и завязан с тем изяществом, которое
никогда не удавалось неуклюжим пальцам коренастого прапорщика. Пиджак,
согласно принятой моде, был застегнут на две верхние пуговицы. Нижняя была
расстегнута, давая возможность увидеть, что галстук имеет идеальную длину,
то есть уголком чуть нависает над пряжкой ремня, а пряжка, в свою очередь,
обладает тем безупречно опрятным видом, который присущ только качественным и
дорогим вещам.
Вообще-то рядом с таким заметным человеком, по логике, должен был идти
еще кто-то, к примеру, телохранитель, носильщик дорогого портфеля или на
крайний случай какой-нибудь подчиненный, который своей серостью подчеркивал
бы очевидные достоинства шефа. Но Седой, как мысленно окрестил его Трегубов,
был совершенно один. Его походка была столь напориста, что, казалось,
разрубала пространство, и это еще больше убеждало в том, что его никто не
сопровождает.