"Родольф Тёпфер. Наследство" - читать интересную книгу автора

придало им какую-то особенную силу. Неожиданное бегство обеих дам, хотя и
опечалившее меня, имело в себе нечто таинственное и романтическое,
отвечавшее моим собственным склонностям. Огорченный тревогою матери, я горел
нетерпением успокоить ее; а дочь, которой на мгновение коснулось нечистое
дыхание клеветы, казалась мне еще более достойной сочувствия. Признавая себя
виновником горестного происшествия, я считал себя обязанным продолжать
заботиться о ней, и моя роль покровителя, облагораживая мои действия,
льстила моему самолюбию и укрепляла чувство, влекущее меня к ней.
Придя домой, я услышал от Жака, что в гостиной меня кто-то дожидается.
Я поспешил туда; незнакомый господин, в котором я по костюму сразу признал
пастора, хранившего мой плащ, встал с кресла, стоявшего у камина, и
поклонился мне.
"Вы вряд ли догадаетесь, сударь, - с волнением произнес он, - что
привело меня к вам, да и сам я затрудняюсь высказать вам...
- Не вам ли, - прервал я его, - передали мой плащ?
- Да, мне, - ответил он.
- В таком случае, сударь, я догадываюсь, - сказал я, - что привело вас
ко мне, и готов вас выслушать".
Мы сели.
"Должен вам сказать, сударь, - начал он, - что я совсем вас не знаю, и
если бы не ваше имя на застежке плаща, я бы не смог придти докучать вам.
Впрочем, право, по которому я разрешил себе явиться сюда, основано
исключительно на моей обязанности заботиться о моих прихожанах, и если вы
это право признаете, я им воспользуюсь.
- Да, сударь, я признаю ваше право, - ответил я.
- Буду с вами откровенен, - продолжал он. - Я пришел сюда с некоторым
предубеждением против вас. Оно вызвано и не совсем обычными
обстоятельствами, и сообщением соседки, а главное, - горем почтенной матери,
которой впервые в жизни пришлось увидеть, как сплетни и злословие коснулись
запятнанного имени ее дочери - лучшего украшения и единственного богатства
этой девушки. Мне хорошо известно, что сплетни и злословие не щадят ни самых
чистых намерений, ни самых честных поступков, и я готов верить, что ваши
намерения и поступки были именно таковы. Однако искреннее участие в судьбе
двух женщин, которые живут вдали от общества и потому особенно нуждаются в
моем попечении, побудило меня придти к вам, чтобы если это возможно, из
разговора с вами узнать, какая опасность им угрожала, а может быть угрожает
и теперь, и тогда я смогу увереннее руководить ими согласно разуму и истине.
И еще вам признаюсь в одном: согрешили вы, или просто поступили необдуманно,
я не теряю надежды, что слова беспристрастного старика помогут вам
воздержаться от зла, или хотя бы внушат вам уважение и сострадание к моим
двум прихожанкам.
- Сударь, я не порицаю ни намерений ваших, ни предубеждений, - сказал
я, - но мне кажется, что вы располагаете более убедительным свидетельством,
чем мое - свидетельством самой девушки. Если она обвиняет меня в неуважении
к ней, если она считает, что я выказал нечто большее, чем почтительную
заботу о ней, если она подозревает, что я хоть в малейшей степени покушался
на ее невинность... то к чему вам было приходить ко мне? Разве слова
скромной девушки не заслуживают большего доверия, чем слова человека, чья
виновность всем кажется столь очевидной?... Вот почему, сударь, уважая ваши
побуждения, я не могу понять ни цели вашего прихода, ни дурных слухов,