"Владимир Тендряков. Охота" - читать интересную книгу автора

напрасно вы..." Не поможет! Рука в сторону двери: "Вон!" Неколебимо.
Но Раиса, метнув пасмурный из-под ресниц взгляд, порозовев скулами,
проговорила с вызывающей сипотцой:
- Ну, сделала...
Юлий Маркович растерянно молчал.
- Потому что должна же правду найти.
- Правду?
- Образованные, а недогадливые. Вы вона как широко устроились - втроем
в двух комнатах с кухней, а нам у порожка местечко из милости - живите да
себя помните. А помнить-то себя вы должны, потому что люди-то вы какие... Не
забывайтеся! - Упрямая убежденность и скрытая угроза в сипловатом голосе.
- Какие люди, Раиса Дмитриевна?
- Да уж не такие, как мы. Сами, поди, знаете. Разрослись по нашей земле
цветики-василечки, колосу места нету.
Прямой взгляд из-под крашеных ресниц, прямой и неломкий, с тлеющей
искрой. И Юлию Марковичу стало не по себе. Эта женщина ничем не может
гордиться: ни умом, ни талантом, ни красотой, только одним - на своей земле
живу! Единственное, что есть за душой, попробуй отнять.
Юлий Маркович обернулся к Клавдии и увидел в ее глазах и в ее печальной
вязи морщинок мягкую укоризну: "Ты что, милушко, дивишься? Ты же сам мне все
время только то и втолковывал, что вы-де, русские, в Веселом Кавказе
рожденные, не чета нам всем, миром кланяться нам должны..."
Светлые, бесхитростные глаза, никак не схожие с глазами дочери,
заполненные угрюмой, обжигающей неприязнью, глаза любящие и всепрощающие,
ласковые и преданные... Тем страшней приговор, что вынесен с любовью.
Он стоял и тупо смотрел на Клавдию, смотрел и не шевелился. И вдруг
вскинула руки Дина Лазаревна, вцепилась в волосы, рухнула на диван. Между
стенами, забитыми книгами, заметался ее клокочущий горловой голос:
- Господи! Господи! Куда спрятаться? Ку-уд-да?!
Раньше Юлия Марковича встрепенулась Клавдия:
- Динушка! Да ты что, родная?.. Да успокойсь, успокойсь! Христос с
тобой!
Раиса сидела величавым памятником посреди комнаты, только крашеные
ресницы подрагивали на розовом лице. Юлий Маркович пришел в себя:
- Уходи-те! Все уходите!.. Раиса Дмитриевна, ради бога!.. И ты,
Клавдия, тоже!..
Нет, он не говорил "вон!". Не требовал, а просил: "Ради бога!"
Раиса не шевелилась.

Секретарь парткома произнес свое "не могу" и передал вопрос на
обсуждение комитета.
Казалось бы, ну и что?
Один ум хорошо, два лучше. Если уж секретарь парткома, никак не Сократ,
своим умом дошел - нечистоплотная ложь, то, наверное, двадцать пять членов
парткома это поймут скорей.
Один ум, два ума, три... Простое сложение редко дает верный результат в
жизни. Опасность таилась именно в численности комитетского поголовья
двадцать пять членов! Среди них наверняка окажется хотя бы один, который
носит испепеляющее желание проявить себя любыми способами, не считаясь ни с
кем и ни с чем. Хотя бы один... Но скорей всего таких будет больше.