"Владимир Тендряков. Тройка, семерка, туз" - читать интересную книгу автора Лет шестнадцать тому назад произошла неприятность...
На каменистой быстрине неподалеку от сумрачного Лобовского плеса случился затор - пара бревен заклинилась среди камней, течение наворотило на них кучу леса. Место было не слишком опасное, затор "не запущен", и Александр (он был за старшего) не пошел сам, а послал трех пареньков, чтоб "обрушили". Авось справятся, не полезут на рожон... Среди них был Яша Сорокин, мальчишка, которому едва исполнилось семнадцать лет,- скуластый, с широко расставленными у переносицы синими глазами. Ему раздробило сорвавшимися бревнами обе ноги... Александр вез его на лодке в больницу. Яша Сорокин всю дорогу плакал, не только потому, что больно, а что отец погиб на фронте, на руках у матери остались две его, Яши Сорокина, сестренки, старшей всего десять лет, мать постоянно хворает. Кто теперь ей поможет, когда он, единственный кормилец, стал калекой? Александр молчал и казнился: послал, отмахнулся - авось справится... Вот оно - "авось"! Что теперь делать? Взять на свою шею целую семью - мать-старуху, сына-инвалида, двух маленьких девчонок, жить ради них, а у него у самого - жена и сын... Как быть? Никому и в голову не пришло обвинять Александра Дубинина. Случилось несчастье, что ж поделаешь... Жалели, даже упрекали слегка: "Как ты, друг, недосмотрел..." В конце концов Александр и сам уверился - ни в чем он не виноват, его совесть чиста, что ж поделаешь... Как-то очищали от бревен косу под деревней Костры. Сели артельно обедать, варили уху, разложили хлеб, соль, картошку, крутые яйца на нечесанные, выгоревшие на солнце волосы, рваное платье, сквозь прорехи просвечивает костлявое тельце,- глядит завороженно на платок со снедью. - Есть, поди, хочешь? - окликнул девчонку Александр.- На вот, не бойсь. Он протянул кусок хлеба, пару холодных картофелин и яйцо, вгляделся и замер... С чумазого, истощенного лица глядели широко расставленные синие глаза, нос пуговицей, тупые скулы... Девчонка прижала к грязному платью хлеб - руки темные, тонкие, цепкие, как лапы лесной зверюшки,- не сказав спасибо, бросилась бегом к деревне. Александр смотрел ей вслед... Сплавщики уселись в кружок, принялись за еду, рассуждая о том, что война подмела всех мужиков, бабы не управляются на полях, голодный ребенок возле деревни - не редкость... До боли в глазах сверкала на солнце река, в свежем воздухе пахло наваристой ухой, пышный ивняк у заводи склонялся к воде. И в этом слепящем сверкании, в сытном запахе ухи, в кустах, пригнувшихся к плотам кувшиночных листьев, чувствовался какой-то ненарушимый покой, прочная, здоровая жизнь. А в эту минуту где-то далеко и без того истерзанную землю рвут мины, стелется вонючий дым пепелищ, на полях и лугах валяются мертвые, которых не успевают хоронить. Где-то далеко... А близко, за спиной, в деревне,- голодные дети. Не притронувшись к ложке, Александр встал, прошел к своему мешку, вынул весь хлеб и, не сказав ни слова, зашагал в деревню. Возле первой же избы спросил: здесь ли живет Яков Сорокин? Да, здесь. Указали на пятистенок, добротный и благополучный с виду... Ему думалось, что попадет в рабство, что станет изо дня в день ломать |
|
|