"Владимир Тендряков. Находка" - читать интересную книгу автора

по ватному одеяльцу, волоча ноги, направился к лесу.
Без ноши в руках было непривычно легко и неловко. Такое чувство, словно
раздет, вот-вот прохватит морозом.
"Матери она не нужна, так кому нужна? Ну, спасу, а куда девать, кто
обрадуется? Может, лишний груз себе на шею повесить, выкормить, вырастить,
замуж отдать? И спасибо не услышишь... Много ли ты от своего сына родного
спасибо слышал?.."
Но как ни разжигал себя Трофим, а вспыхнувшая злость остывала,
по-прежнему оставалась только связывающая неловкость - не хватает чего-то,
забыто. И стучится в голову страшная мысль: "А вдруг да жива! Живую бросил!"
На кустах, на ветках деревьев лежал неопрятный клочковатый снег.
Несмотря на белизну, лес был сумрачен, небо густое с грозовой просинью. И на
Трофима мало-помалу нашло безразличие ко всему. Выпутается ли он из этого
проклятого леса, останется ли здесь - не все ли равно? О доме, как о рае
небесном, мечтает, а что дома?... Будет все то же, что было на прошлой
неделе, год назад, нового ждать нечего. Наверно, только станет вспоминать,
как валялся у костра, как прижимал к себе завернутого в одеяльце младенца,
как прислушивался - шевелится ли? Пожалуй, ничего другого в жизни не
вспомнишь.
"А вдруг да жива! Живую бросил!"
Наискось узкую полянку перерезал след. Прямой, как по линейке. Похоже,
по заснеженному лесу проскакала палка, протыкая в мокрой пороше дырки. Это
был первый след, кроме своего, который увидел Трофим в лесу. Пробежала лиса,
оставила строчку.
И Трофима передернуло от этого следа. Он представил, как лиса боязливо
обнюхивает брошенный им сверток, как засовывает острую, хищную морду в
одеяло. Он-то знает, как лисицы обгрызают попавших в петли зайцев...
"А вдруг да жива!.."
И он, прихрамывая, держась за грудь обеими руками, поковылял обратно.
Лапник и одеяло в цветочках покрыл снежок. Только пепелища от двух
костров были углисто-черны. Трофим поднял девочку...
И сразу все стало на свои места, все приобрело смысл. Надо идти, надо
выбираться из лесу.

10


Вечером того же дня до него донесся горчащий запах дыма. Он проходил
шагов десять, останавливался, вытягивал шею, с заросшим, прокопченным,
страшным лицом, стоял, раздувая ноздри, принюхивался, как дикий зверь, и
снова шел сквозь кусты, сквозь чащу... Лес расступился. В оловянную гладь
озера белым клином врезалась заснеженная крыша. Черная труба на этой крыше
не дымилась. Дым тянулся от придавленной к земле баньки.
Место сначала показалось незнакомым Трофиму. Дом у озера?.. И какое это
озеро?.. К Анисиму он же не мог выйти...
Но подойдя вплотную, он увидел покрытый снежком стожок сена, обнесенный
крепкой изгородью от лосей, узнал баньку, понял: все-таки вышел к Анисиму,
но только с другой стороны. Значит, где-то пересек дорогу и не заметил ее.
Обогнул стожок, по тропинке добрался до крыльца. С ходу подняться не
смог, присел на ступеньку. Сидел, прижимая к себе туго свернутое одеяло,