"Владимир Тендряков. Находка" - читать интересную книгу автора

А на свадьбе, после первого стакана, словно обухом по башке:
- Ты мной не брезгуй, я сам тобой брезгую.
- С чего ты?
- Неверный человек - родню за пятак продашь. Всей деревне
удовольствие, когда веселый тесть ходил по улице и пел:

Протекала речка эдак,
Протекала речка так.
Не задешево торгую -
С головы всего пятак.
Сельсоветское начальство метило бывшего батрака Трофима Русанова в
колхозное руководство. А Сенька Квас выплясывал:

Антиресная заботушка
Мне голову кружит:
Кабы с зятюшкой колхозушко
Напару поделить.
И ничем его не возьмешь - ни добрым словом, ни острасткой. Побьешь, а
он, как шелудивая дворняга, отряхнется, злей станет лаять.
Трофим пошел в район с жалобой - житья нет. Там рассудили - вражеская
агитация. Исчез непутевый деревенский скоморох.
Жена Трофима не называла раньше отца иначе - "шут гороховый", а тут
перестала глядеть в глаза. Нутром чуял - живет через силу, ушла бы, да куда:
брюхата на четвертом месяце, с таким прикладом никто не подберет. Пробовал
ей доказать, что он-де правильный человек, за правильность-то его и не
любят, а у нее в ответ одна унылая песня:
- Уедем скорей отсюда.
И где бы он ни жил, кем бы ни работал - всюду испытывал вражду к себе.
Вражда стала привычной, она не замечалась. Ежели приглашали к столу или
говорили доброе слово - настораживался: боятся, сукины дети, или целятся
окрутить вокруг пальца. Дерьмо люди, нельзя верить.
Быть может, впервые ему доверился человек.
Человек?.. Еще не человек, но доверие-то человеческое. Вот я - можешь
отмахнуться, тебе ничего не будет, никто не узнает, люди не догадываются о
моем появлении на свет. Отмахнись - это так просто сделать! - будешь
свободен, быстрей вырвешься из леса, домой, в тепло, в уют, к отдыху.
Отмахнись, правильный человек!..
Трофим не привык раздумывать, и сейчас он не думал, а просто чувствовал
беззащитное доверие. И ему, жившему во вражде, оно было ново, необычно,
вызывало щемящую благодарность. Разворачивая одеяльце, он видел разъеденное
нечистотами, обваренно-красное тельце и сам испытывал страдание. Он совал
тряпичную соску и снова страдал оттого, что не материнское молоко, а грубая
жвачка - опасная пища, можно своей рукой отравить младенца. Лежа между двумя
полыхающими кострами, он прижимался тесней к ребенку, старался укрыть его
собой от холода, от жара трещащих дров, от нездоровой ночной сырости. Его
собственная жизнь в эти минуты сразу стала как-то сложнее и ярче. Только б
донести до людей, там-то уж спасут.
Нескончаема ночь поздней осени. Порой не верится, что настанет утро.
Кажется, так и завязнет темнота навсегда, час к часу не сложатся в сутки,
спутается время...