"Николай Дмитриевич Телешов. Крамола (Из цикла "1905 год")" - читать интересную книгу автора

- Народ православный! - повторил Красавицын, не зная, что говорить
дальше; сердце его колотилось, кровь стучала в виски.
Самолюбие не позволяло ему слезть теперь со стола, не сказавши ни
слова, и он с своей высоты глядел почти с ужасом в эти десятки чужих глаз,
в эти бороды и лица, обращенные к нему в ожидании чего-то важного и
большого. Это молчание, которое он вызвал своим окриком, теперь давило
его. Он понимал, что еще секунда - и все расхохочутся, и он уйдет, сгорая
со стыда, а завтра весь город будет знать, как Красавицын говорит речи.
- Народ православный! - воскликнул он еще раз, теряясь, не рассуждая и
делая что-то бессознательное.
Трясущимися руками он распахнул вдруг полу своего пиджака и, хватая из
бумажника деньги, запальчиво мял их и бросал на стол, приговаривая.
- Вот!.. Вот!.. Вот!..
Потом вытащил кошелек и так же страстно и неожиданно для самого себя
раскрыл его над столом, и, когда зазвенели рубли, полтинника, золото и
мелочь, он почти уже шепотом восклицал, но резко, на всю комнату:
- Вот! Вот!
От денег, сыпавшихся на скатерть и на пол, и от той страстности, с
которой Красавицын все это делал, впечатление было велико и сильно. Все
осторожно начали подгребать бумажки в одну кучу, а некоторые нагибались я
поднимали с пола монеты.
- Жертвую! - восклицал Красавицын, овладевая опять собою и чувствуя,
что честь спасена. - Сложимся, объявим подписку, наймем добровольцев:
пусть дуют проклятых крамольников!
- Бить! - радостно поддержали сыщики.
- Бей их! Бей! - ответили еще голоса, а Воронов захлопал в ладоши и
весь просиял.
- Кладу и я от себя на доброе дело, - сказал он, медленно роясь в
бумажнике.
- И я кладу на алтарь отечества! - добавил торговец с медалями,
выбрасывая золотой.
И другие все согнули головы над кошельками, стараясь достать и положить
в общую кучу так, чтобы другие не заметили - сколько.
- Теперь мы видим, - говорил Воронов, - как велико негодование против
крамолы во всех слоях населения. Нам дорого ваше сочувствие, а за
средствами и силами дело не станет: народ горит желанием сокрушить врагов
родины.
Да погибнет крамола! - торжественно воскликнул он, поднимая над головою
кулак.
- Бить! Бить! - поддержало собрание.
- Телеграмму послать в Петербург! - настаивал кто-то.
- Уже близится радостный час, - громко продолжал Воронов, покрывая
голосом общий шум, - когда все мы, истинно русские люди, соберемся
победоносно под святые стены Кремля, под благовест и трезвон наших
московских колоколов. Из соборов вынесем мы торжественно наши хоругви и
святые иконы и крестным ходом двинемся тысячными толпами по древней
столице, колыбели нашей веры и самодержавных царей! Да сгинет измена! Нет
пощады крамольникам!
- Ур-а-а! - закричали сыщики, а остальные горячо поддержали:
- Правильно! Дельно! Нечего их миловать!