"Уильям Мейкпис Теккерей. Рейнская легенда" - читать интересную книгу автора

что все хорошо, что она может воротиться - что я ее прощаю - что я прошу
меня простить, наконец, если угодно! - И секретарь безотлагательно составил
записку" соответственного содержания, которую отправили с конным гонцом.
- А теперь пишите к настоятелю Кельнского монастыря, да вернет мне
моего мальчика, мое сокровище, моего Отто, и я его отто-отто-грею на своей
груди! - произнес нежный отец, впервые в жизни отважившись на каламбур.
Однако чего не сделает родительская любовь? Секретарь (улыбаясь шутке)
составил второе письмо, и второму гонцу подвели второго коня.
- А теперь, - сказал сэр Людвиг лукаво, - не угодно ль, святой отец,
подкрепиться?
Пустынник не мог ответить "нет" в обстоятельствах столь исключительных,
трое благородных мужей сели за роскошную трапезу, и достаточно сказать, что
она являла остатки вчерашнего пира, чтоб судить о том, сколь она была
изобильна.
- К обеду они уже будут здесь! - приговаривал счастливый родитель. -
Людвиг! Преподобный отец-пустынник! Посидим до той поры за чашей! - И
веселая чаша ходила по кругу, и не смолкали шутки и смех, покуда трое
ликующих друзей, не чуя беды, ожидали возвращения маркграфини и ее сына.
Однако же - увы! Не начата ль одна из предшествующих глав со
справедливого замечания о том, сколь опасно говорить "гон", покуда не
перепрыгнешь чрез пропасть? О том, сколь часто, слишком часто не дано
сбыться нашим упованьям? Часа через три после отправки первого гонца он
воротился с весьма вытянутым лицом и, опустившись на колени перед
маркграфом, протянул ему записку следующего содержания:

"Нонненвертская обитель,
пятница после полудня.

Сэр, слишком долго сносила я Ваше гнусное обращение и более терпеть его
не намерена. Довольно мне быть предметом Ваших плоских шуток и грубых
выходок. На прошлой неделе Вы замахнулись на меня тростью! Не далее как во
вторник Вы запустили в меня графином, и хоть попали, правда, в дворецкого,
ясно, в кого Вы метили. Сегодня утром, при слугах, Вы назвали меня низким,
гадким, ужасным именем, которое небеса запрещают мне повторить. Вы прогнали
меня из дому по ложному навету. Вы решили заточить меня до самой смерти в
этой противной обители. Да будет так. Я не вернусь, невзирая на Ваше
раскаяние. Ничто не может быть хуже, чем жить под одной крышей с таким
порочным, грубым, необузданным, пьяным чудовищем. Я остаюсь здесь навеки и
краснею, будучи вынуждена подписаться

Теодора фон Годесберг.

P. S. Надеюсь, Вы не оставите у себя мои лучшие платья, драгоценности и
уборы; не сомневаюсь, что Вы услали меня, чтоб взять к себе в дом
какую-нибудь подлую тварь, которой я с удовольствием повыцарапала бы глаза.

Т. ф. Г"

ГЛАВА VII
Наказание