"Уильям Теккерей. О собственном достоинстве литературы (Письмо редактору "Морнинг кроникл")" - читать интересную книгу автора

если у правительства в обычае награждать деньгами или почетными титулами,
или всяческими звездами и подвязками людей, так или иначе послуживших
родине, и если таким людям приятно, чтобы к их имени прибавилось "Сэр" или
"Милорд", чтобы на жилеты и сюртуки им нацепляли звезды и ленты, - а это,
безусловно, приятно, и не только им, но также их женам, братьям и прочим
родственникам, - то почему не предоставить им такие же возможности, как
судьям или военным? И если почести и деньги уместны для одной профессии,
почему они неуместны для другой? Ни один представитель какой-либо другой
профессии не сочтет для себя унизительным получить правительственную
награду; и у литератора не больше оснований брезговать пенсиями, орденами и
титулами, чем у посланника, или у генерала, или у судьи. Все европейские
государства, кроме нашего, награждают своих литераторов; американское
правительство тоже уделяет им заслуженную долю из своих скромных средств;
почему же американцам можно, а англичанам нельзя? Питт Кроули огорчен, что
не получил ордена за свою дипломатическую службу в Пумперникеле; генерала
О'Дауда радует, что он может именоваться сэр Гектор О'Дауд, К. О. Б., а его
жену - что она стала леди О'Дауд; так неужели же одним только литераторам не
свойственно тщеславие, и должно ли расценивать их мечты о почестях как
великий грех?
А теперь касательно того, что я будто бы поддерживаю злостное
предубеждение против нашей профессии (а я заявляю, что не признаю себя в
этом виновным, как, вероятно, не признал бы себя виновным Фильдинг, если бы
его обвинили в намерении, изобразив пастора Траллибера, выказать неуважение
к Церкви), - то позвольте мне сказать. что, прежде, нежели выносить
приговор, не мешало бы подождать и выслушать все доводы "за" и "против". Как
знать, что Вам предстоит прочесть в еще не опубликованных главах романа,
навлекшего Ваше и "Экзаминера" неудовольствие? А что, если Вы несколько
поторопились, обвинив меня в предубежденности, а "Экзаминер" - увы! - в том,
что я льщу публике и обманываю ее? Только время разрешит этот вопрос, за
ответом на который мы отсылаем нелицеприятного читателя к "нашему следующему
выпуску".
Что я предубежден против шарлатанства и лжи, против тех моих собратьев
по перу, которые залезают в долги, пьянствуют и распутничают, - это я готов
признать; как и то, что я не прочь посмеяться над жуликами, сочиняющими
"последние новости" о модах и о политических событиях на потребу всеядным
невеждам-провинциалам. Однако я описываю эти слабости и разоблачаю эти
пороки без всякого злого умысла и не считаю, что поступаю дурно. Разве
литераторы в них вовсе не повинны? Разве не пытаются иные оправдать их
мотовство талантливостью и более того - самые их пороки приводить в
доказательство их таланта? Единственная мораль, которую я, как писатель,
имел в виду, когда создавал эпизоды, вызвавшие Ваше негодование, состоит в
том, что долг литератора, как и всякого другого человека, вести
упорядоченную и грозную жизнь, любить жену и детей и платить по счетам
поставщиков. И картины, мною описанные, вовсе не "карикатура, до которой я
снизошел", как не подсказаны они и коварным умыслом "польстить людям, не
причастным к литературе". Если же это все-таки карикатура, то лишь как
следствие врожденного порока зрения, а по желания искусно ввести в
заблуждение публику; но я-то хотел только сказать правду, и притом сказать
ее вполне беззлобно. Я сам видел того книгопродавца, у которого Блодьер
украл книги; я сам относил в тюрьму деньги (от одного великодушного собрата